Красные листья Гомбори. Книга о Грузии - страница 3

Шрифт
Интервал


Сквозного образка блажная стрекоза.
Китайский караван, к Дамаску шедший мимо,
Здесь обронил нефрит. Сквозь образ в образа
Он, застывая, вплыл буддийским сгустком дыма,
Как будто в пыль дорог упавшая слеза.
Так ясно-золотист был Бека Опизари[2],
Но только годы бед быть рядом обязали
Звезду и тусклый крест. Не зря прошла гроза.
Все золото земли, крута и плодовита,
Здесь оплела лоза и Вакха, и Давида,
Орнаментом взяла грузинская лоза.

1978

Старый город

Р. Кондахсазову

Плавно-покатый, румяно-гранатовый,
Вогнутый город с горой на груди,
Далью оглядывай, небом окатывай,
По затонувшим мостам проведи!
Книгой зачитанной и недоконченной,
Выцветшим сонником, темным, как сон,
Сводчатый, дымчатый, многобалкончатый,
Сам ты похищен и в ночь унесен.
В ночь, что спросонья, ворочаясь лавою,
Мечется, серной водой клокоча,
В ночь, где хлопочет певуньей лукавою
И гомонит, горячась, каманча.
Сине-прохладный и знойно-сиреневый,
Переплетенный закатом Тифлис,
Перепиши ты свой свиток шагреневый
Там, где заставкою месяц повис!
Гулкая улица, дряхлая странница,
Сузившись, сжавшись, трясет головой,
И по пятам ковыляет, и тянется,
Словно застывший напев хоровой.

1978

Свойство города

Даже русских смягчает Тбилиси

1978

Озеро Палиостоми

Пустынны берега Палиостоми,
Здесь рыбами покрытая земля
Дрожит и в смертной движется истоме,
Хвостами исступленно шевеля.
Так сердце, частым схваченное бреднем,
Сжимая, нежат руки рыбака.
Кто был у женщин первым и последним,
Тот жил и жил, и умирал слегка.

1978

Рембрандт. «Даная»

В городе, где за тарелку супа
Пиршество на вывеске писали,
Золото, отвешенное скупо,
В сумраке повисло, как в подвале.
На границе затеми и теми,
На слиянье сна и сонной яви,
Зыблется расплавленное время,
Забродило желтое манави[3].
Ждут суда заложники в Иране,
Молится генсек в Афганистане,
Созревает заговор в Багдаде.
Золото клокочет в исступленье,
Вязью очертя твои колени,
Воздухом лучистым губы гладя.
Золото устанет пить Даная,
Родина окликнет ледяная,
Жаркий день припомнится едва ли.
Но зрачок влюбленно-удивленный,
Золотом волнистым заслоненный,
Волос золотой на покрывале…

1982

Цебельда

Под крепостью Юстиниана
Блестит Кодори в глубине,
Воспрянув круто и багряно
Растет скала, и речь бурьяна
Кузнечик переводит мне.
Трав однолетних ропот робок,
Уснула ящериц семья,
И, словно первый слой раскопок, —
День беспредельный, жизнь моя.