Уже в юности Джанго увлекся азартными играми. Он играл во что угодно и где угодно: в карты, кости, но больше всего любил бильярд. Выиграв, Джанго иногда устраивал себе и Нин-Нину поход в кино. Но если был выбор, они предпочитали обходиться без билетов.
Джанго тянуло в кино словно магнитом. Джанго с братом были постоянными посетителями в большом кинотеатре «Луксор» в Барбесе. Послеобеденный сеанс состоял из двух фильмов, разделенных антрактом. Когда в перерыве зрители собирались в фойе, чтобы угоститься чем-нибудь в баре, Джанго и Нин-Нин смешивались с толпой и пробирались в зал на второй фильм. Их метод работал несколько недель, пока однажды в кинотеатре не устроили показ для детей из близлежащей школы. Среди свежевымытых и одетых в форму школьников два грязных цыганских мальчика были слишком заметны и, конечно же, их поймали. Управляющий кинотеатром заключил с ними сделку: если Джанго с братом развесят афиши перед входом и уберут мусор вокруг кинотеатра, то он пропустит их бесплатно. Они до колик хохотали над трюками Чарли Чаплина, с восторгом смотрели захватывающие приключения пиратов и 90 минут жили их жизнью – мечтали скрестить шпаги с Д'Артаньяном против гвардейцев кардинала, прятались от ужаса, когда на экране появлялся коварный Фантомас. Благодаря фильмам Джанго узнал о воровской чести и рыцарском кодексе и научился ходить с гангстерской развязностью[2].
Самая ранняя фотография Джанго, сделанная в 1920 году, когда ему было десять лет, запечатлела его с группой цыган и матерью. Джанго одет в потрепанный костюм, с небрежно повязанным галстуком, на его голове – лихо надетая фетровая шляпа. В то время как остальные цыгане смотрят в землю или в сторону, взгляд Джанго устремлен в камеру. Черные глаза излучают самоуверенность и заносчивость, а на губах застыла бесконечно озорная улыбка.
* * *
А потом была музыка. Она была главным заработком его отца и матери. Мелодии, исполняемые на цимбалах, банджо и гитарах, арфах и фортепиано, пропитали всю его сущность. Музыка сопровождала его во время паломничества в Сен-Мари-де-ла-Мер, где скрипачи-мануши исполняли песни в традициях восточноевропейских цыган, а испанские житаны исполняли фламенко на гитарах, – на блошиных рынках, где цыгане развлекали публику за деньги; у костров, где бы они ни горели. Музыка была неотъемлемой частью любого события – от крещения до похорон. Манушам и житанам, как, впрочем, и большинству цыган, музыка была необходима как воздух.