«В жопу Флоренса».
Обжигающий жар прилил к Душе, и Мармонт зашипел, обхватывая шею двумя руками. Под пальцами пульсировало. Брюнет ступил в глубокую лужу, вода доходила до щиколоток, проскальзывая сквозь тугую перевязь шнурков внутрь. Диего ускорился, пересекая неровности дороги, и завернул меж бедных высоток.
Ему хотелось сейчас же сорвать с себя одежду и шагнуть в ледяной душ, остужая невыносимую боль, пронзившую все его тело. Он остановился, упираясь руками в стену, и опустил голову, ощущая себя здесь лишним. Груз тянул его тело вниз, нажимая что есть силы на широкие плечи.
Ты все такой же мальчишка. Никчемный трус. Мразь.
– Закрой пасть, Аарон, – прорычал Мармонт. – Я не расположен для светских бесед.
Грязныйгрязныйгрязный.
Он хватал ртом воздух, пытаясь заглушить голос в своей голове, и медленно выдыхал. Кулак врезался в стену, и физическая боль отдалась в теле сладкой истомой, притупляя совершенно иную. Это продолжалось до тех пор, пока с костяшек не начала капать кровь. Он впился зубами в нижнюю губу. Переводить дыхание становилось легче.
Диего оттолкнулся назад и зачесал влажные волосы, смахивая с них капли моросящего дождя, опустившегося на город.
Его пальцы помнили шелк ее волос. Помнили холод ее руки и освежающий запах чего-то сладкого, находящегося на дне ее бокала.
Как же она была нежна в этом тонком куске ткани. Ее оголенный позвоночник кричал, что по нему необходимо скользнуть. Взгляд серых глаз и мягкая, робкая улыбка, от которой пересыхало в горле, черт…
Его рвало на части от желания провести по ее бедру рукой, поднимаясь выше. И выше. А после…
Диего остановился, поворачивая голову в бок.
«Видимо, не только я бываю нетерпеливым», – усмехнулся он, слыша тихий шаг позади себя.
– Каково это – быть сейчас тобой? Тебе страшно, или ты зол? – громко спросил Мармонт, оборачиваясь назад. – Алекс?
5 лет назад
Холод наступающей смерти сравним с ледниками. Провалиться в пучины ледяной бездны – достаточно мягкое сравнение для того, чтобы кто-то имел хотя бы отдаленное представление о его погибели. Слишком мелкое, но какое уж есть.
Первым ощущением, пронзившим его тело, после того, как дух испустил себя, стала легкость. Он словно выдохнул всю тяжесть, свалившуюся на него, и теперь мог сделать, последующий за этим делом, логический вдох, но не смог. Холод объял его со всех сторон, и он бы трепыхнулся, будь в его теле достаточно силы. Ни писка, ни шевеления пальцев – ничего. Только всепоглощающая острая боль, вонзившаяся в плоть ледяными иглами равнодушия.