Первую партию заключенных вывели из камер вечером 1 марта. Все ужасно встревожились – никто ничего толком не объяснил. Никто из уведённых обратно не вернулся. Кто-то заподозрил, что каторжан… расстреливают.
В час ночи заключенных подняли для проверки. В камеру вошёл незнакомый военный и помощник начальника тюрьмы, к которому Нестор Иванович и обратился с вопросом – куда пропали 12 товарищей. На что помощник ответил: «Успокойтесь и не волнуйтесь. Нашей стране дал Бог переворот, объявлена свобода, к которой примкнул и я. Кто имеет 102 статью (статья о принадлежности к политическим партиям), тот завтра обязательно будет освобожден. Сейчас комиссия по освобождению устала и поехала отдохнуть». Так описал этот диалог сам Махно.
Потом потянулись томительные часы ожидания. Никто из заключенных не мог уснуть. Утром во дворе раздался какой-то шум, потом – выстрел. Каторжане приникли к окнам. Двор тюрьмы заполнили солдаты тюремного конвоя. Солдаты кричали: «Товарищи заключенные, выходите все на свободу. Свобода для всех дана!». Заключенные в ответ: «Камеры заперты!» и в ответ: «Ломайте двери!».
Каторжане разбили двери камеры столешницей и хлынули на улицу. Ворота тюрьмы были распахнуты. Толпа растерянных каторжан направилась к московской городской думе. На Долгоруковской улице заключенных построили в колонну по четыре человека – как сказали, для регистрации и выдачи документов. Но тут снова появились военные, которые с возмущением призывали всех вернуться в тюрьму – освобождение должно было проходить по порядку.
Окруженные вооруженным конвоем заключенные, гремя кандалами, двинулись обратно в Бутырскую тюрьму… Томительное ожидание, и спустя шесть часов Махно вызвал некий военный, выкрикнув его фамилию. Товарищи бросились к Нестору со слезами: «Не забудь вспомнить и о нас…».
В привратницкой слесарь сбил с Махно тюремные кандалы. Затем его завели в тюремную контору, где один из членов комиссии сообщил Нестору, что тот свободен. Выйдя за ворота Бутырки во второй за этот день раз, Нестор отправился в городскую думу, чтобы зарегистрироваться. Получив документы, он был отправлен в госпиталь, где для бывших заключенных был обустроен ночлег…
Около недели Махно шатался по Москве. Старался не отставать от Аршинова – кроме него Нестор никого в столице не знал. У него было немного денег, которые выделили бывшим политическим заключенным новые московские власти. Но не было ни работы, ни жилья. И 28-летний Махно решил вернуться на родину – в Гуляйполе.