Коля, затаив дыхание, подошёл к стене, погладил нежно скрипку, провёл пальцем по струнам смычка, так и не решаясь снять её со стены.
– Сыграешь? – спросил я. – Нет, – покачал он с сожалением головой, – скрипка – это совсем другое… Тут учиться надо… Это… вершина музыки…
Как всегда, мы сидели на тумбе, и Колька играл на гитаре.
– Да-а, – произнёс он, – конечно, на моей гитаре не сыграешь так, как хочется!
– Слушай, – повернулся ко мне Игорь, – а на Заводском районе Вовка Баитов живёт!
– Какой Вовка?
– Ну, тот, который для клуба гитару сделал. Ты его знаешь?
– Немного знаю. Он на год старше меня.
– Сходи к нему, поговори, – предложил Игорь.
– В Заводской лучше не ходить, – закуривая, произнёс Алик, – побьют!
– Но за хлебом туда, в магазин ты же ходишь? Тебя же не трогают.
– За хлебом, – выпускал колечки дыма Алик, – другое дело. Это святое!
Вечером я простился с книгами.
Погладил по корешкам серо-зелёные тома уютной прозы Мельникова-Печерского, проплыл на пароме по реке, петляющей под тёмными елями на высоких берегах, пытаясь безуспешно припомнить старорусские имена героев произведений, и положил четыре тома Сергея Григорьева в школьную сумку.
Засунуть остальные шесть томов в сумку никак не получалось.
Я вспомнил про дровяной сарай, где кроме дров и угля хранились, а вернее, были свалены в углу всякие старые ненужные вещи. Из кучи, покрытой угольной пылью, я вытащил довольно большую чёрную женскую сумку с длинными ручками. Сбивая с неё пыль, я пытался вспомнить, откуда она появилась, – у моей мамы никогда такой не было.
Она могла появиться в доме только после одной комической и неприятной истории.
В один новогодний вечер – мне было тогда года четыре – к нам приехал, демобилизовавшись с флота, дальний родственник и сослуживец отца, русоволосый красавец, настоящий русский богатырь двухметрового роста, старшина по имени Родион.
Он привёз с собой из Мурманска рыжеволосую, совершенно некрасивую невесту.
Родители сидели за праздничным столом, весело и громко разговаривая, шутили и смеялись.
Я с детским страхом и тревогой поглядывал на невесту. Она тоже смеялась, запрокидывая голову, и тогда её длинный крючковатый нос издавал странные звуки, похожие на те, что появляются, когда говорят, что человек кряхтит: «Кхе-кхе-кхе!»
Она прошла мимо меня и погладила меня по голове: