Мы выходили на каждой станции и шли или ехали в местный медпункт, где мне делали уколы в живот.
Ждали другой поезд и ехали до следующей остановки.
Повторить этот путь и проехать ещё раз в кузове грузовой машины, отталкивая ногами перекатывающиеся арбузы, и что-то изменить не представляется возможным.
Но можно услышать глухой стук падающих чёрных слив; шипение глазуньи на сковороде; шарканье старых сандалий по бетонной дорожке; позвякивание цепи с кованым крюком, на которой держат дворовых собак, на плече у Вовки, когда он уходил с отцом на рыбалку; гудение толпы верующих у входа в собор на прощании с архимандритом – он лежал в гробу на высоком крыльце, его лик почему-то был прикрыт маской из чёрного бархата, усеянной драгоценными камнями и бриллиантами; далёкий звук мотора уходящего по реке катера, и вздохи тёплого ветра, и неуверенно пытающийся оторваться от стебелька виноградный листок, чтобы я смог потом заново ощутить всё это и увидеть.
Только обращаться с этим видением надо осторожно, потому что скоро оно может исчезнуть.
Теперь уже навсегда.
Из далёкого эфира, из старенькой радиолы, прерываемая помехами – то отдаляясь, уплывая под порывами шумящего и булькающего ветра, то приближаясь, становясь почти видимой, осязаемой и наполняя моё сердце томлением и мечтой о пока неизвестной мне любви, – лилась мелодия песни.
Теперь я знаю, что она впервые прозвучала в Сан-Ремо, на фестивале итальянской песни.
А тогда, когда неспокойная юношеская душа искала в этом мире приют и понимание, жаждала покоя и одновременно стремилась во что бы то ни стало броситься в бурлящий океан любви, – именно эта песня заставляла сильнее биться сердце и всматриваться в зелёный глазок и шкалу приёмника, зачёсывать набок непокорные волосы, смутно, но почти уверенно представлять себе свою единственную неповторимую любовь.
Она обязательно должна прийти. И голос этой любви будет похож на голос этой невидимой недоступной актрисы, которая издалека наполняет меня подрагивающим где-то в груди и животе непонятным чувством: то ли оно отрава, то ли оно лекарство, но я обязательно выпью его до дна. До последней капли! И будь что будет! И мне казалось, что если я найду в этом мире или за манящей шкалой приёмника пусть нечто мерцающее, нематериальное, но своё, которое называется «любовь», я непременно буду счастлив!