Четырехкратное вступление-тёрка… переходящее в безудержный риф-напор!..
…Олик:
Третьего дня
Будит меня
Милка-жена: дескать, принес бы картошки
Трехголосье:
Сетки три-и-и!
Олик:
Месяц пройдет –
Кончится мед,
Взял бы сгонял: трескать чего будет трошки!
Трехголосье:
Сетки три-и-и!
А! А! А! Сетки три-и-и!
А! А! А! Сетки три-и-и!
Олик:
Допри-и-и!..
Межстрофный риф-напор!
Женщина, сгинь,
Слушай: прикинь:
В двух-то руках можно ли то, что сказала:
Сетки три-и-и?!
Милка-жена
Слезла с окна,
Сетки взяла и – в направленьи базара!
Сетки три-и-и!
А! А! А! Сетки три-и-и!
А! А! А! Сетки три-и-и!
Допри-и-и!
Соляк Олика!.. Чистый!.. Без сбоев!..
…Новый безудержный риф-напор!
Раз вышел сам
В универсам
Милку-жену встретить согласно примете:
Сетки три-и-и!
Бабы – толпой,
Сетки – рекой!
Где же мои, Господи: те или эти
Сетки три-и-и?!
А! А! А! Сетки три-и-и!
А! А! А! Сетки три-и-и!
Допри-и-и!
Финальный риф-напор!..
Cоda: короткий спаренный удар!..
(В последнем «А! А! А! Сетки три» я почувствовал, что уплываю… что от меня остается один лишь голос… Не напортачил ли я при этом с бас-партией?..)
***
Почему я предложил Светлане зайти ко мне?..
Зачем за книжками в шкафу отыскал от себя же спрятанные полбутылки муската «Лоёл», оставшиеся от… неважно кого?..
Не было ли это тем, что называется «поиметь свое детство»?..
***
Всё покатилось, как колесо под гору.
И вышли мы из-под этого колеса свободными и обновленными!
– Гран-при Каннского ипподрома, – отозвалась о «Белочке» Светлана во время очередного посещения моей берлоги.
Ревнует, – подумал я.
Светлану перевели в другой сектор, вне юрисдикции Валентина Валентиновича, и тот быстренько переключился на новую «гражданскую жену»… назовем это так… Вследствие чего мое «сяду… и не на жопу…» естественным образом аннигилировалось. Как и все угрозы гражданской казни нашего славного бит-квартета: новый куратор рок-н-рольного направления нашего прихода сходу выразил нам свою симпатию. Мы стали вольны делать все что заблагорассудится! От выражения «благой рассудок», разумеется. Жопу, на которую я не сел, со сцены показывать по-прежнему не рекомендовалось.
Глубже и свободнее всех вздохнула Яна: со Светланой они больше не пересекались… Второй по интенсивности свободный вздох принадлежал мне: я снял с души грех гендерной неразберихи между девочками…
На сцене же вместе с нами по-прежнему безобразничал «Ян» в этих своих неподражаемых усиках. С тоской поглядывавший на них Олик усилил тайное обхаживание предмета своего обожания. Плел, что называется, сети. Как умел.