– Значит, Ника, так? – усмехается Андрей, отворачиваясь к окну. – Хорошо, можете быть свободны.
Выхожу из кабинета, и меня словно все силы покидают. Хочу сесть на ступеньку и, уткнувшись в колени, разреветься.
Зачем ему интересоваться здоровьем моей матери?
Мне не нужна помощь, к которой я могу привыкнуть, а потом все повторится.
Мне не нужен он за пределами офиса!
Работа… Теперь нас с ним связывает только работа. И я с этим должна свыкнуться.
Мы больше не те идеалисты, которые мечтали ночами о совместном будущем. Мы больше не те мечтатели, которым все казалось по плечу.
Мои мечты превратились в цели, которых я достигала, с рождением Саши. Цели становились планами. Потом я их реализовывала.
И прошлое не должно оставаться ярмом на шее. Из него надо вынести уроки. Этим я и занималась. Мужчин обходила стороной. Пыталась, конечно, но все ограничивалось максимум двумя свиданиями в кафе. Мне с ними скучно, а они меня не понимают.
Хотя на самом деле загвоздка была в другом. Они – не Андрей.
Какими бы хорошими ни были люди вокруг, но они – не Андрей, черт возьми!
Я долго думала, почему так не могла отпустить его, и поняла. Точки мы поставили оба, но каждый для себя, а не общую. Именно ее нам не хватило. И этот незакрытый гештальт с появлением Андрея снова начал ныть, как сломанная нога в непогоду, и напоминать о себе.
«Вас пригласили в чат», – уведомляет меня мессенджер.
Арт – так назвал.
Четыре человека. Три арт-директора и креативный.
– Не сегодня, – шепчу и выключаю уведомления.
– Бабуль! – Сашка бросается на шею к моей маме, едва замечает ее.
Я сама не успела, но дочка рассмотрела родное лицо.
– Моя ты хорошая, – мама обнимает ее и идёт к машине. – Привет, Ника, – целует меня в щеку. – Что с тобой?
– Со мной? – не понимаю, точнее, делаю вид. – Да все как обычно.
Она при мимолетном взгляде увидела изменения. На то она и мать. И я рада, что она не была наседкой, иначе бы не получилось той Ники, которая есть сейчас.
Я не чувствовала себя никогда обделенной родительской любовью, пусть кому-то эта любовь и покажется своеобразной. Но это самая настоящая закалка. Мать ничего не говорила мне ни об ошибках, ни о проступках, хотя наверняка было что. Но нет… Она поворачивала разговор так, что мне доставалась пища для размышлений, я не могла даже идти в подростковый протест или юношеский максимализм. И выводы, судя по всему, я делала правильные.