Прошло полгода: мы перестали бояться заразы, кэгэбэшников и друг друга и стали ходить по девочкам.
Как говорится, первый блин комом: первый мой половой опыт в Африке был неудачным. Когда припирает в двадцать два года, а вокруг полуодетые черные ножки и груди, выбирать не приходится. Я попросил у нашего сторожа познакомить меня с женщиной. Видимо, он понял буквально, – надо было спросить девочку. Как я выяснил позже, вопросов с местом – где – в Бамако не бывает: у себя дома, у нее дома, во дворе любого бара, где угодно. Поэтому, когда меня отвели в хижину, уложили на циновку и попросили подождать, я не беспокоился. Кого мне привел сторож: престарелую тетку, бабушку или маму, я так никогда и не узнал. Когда пришла огромных размеров тетя и задрала бубу, или, по-нашему, полотенце, под которым ничего не было, кроме голого тела, я сначала ужаснулся, потом у меня все упало и захотелось домой, в Москву, а потом, грубой рукой, она уложила меня на себя и сделала всё, как надо.
После этого я перестал обращаться за советом к сторожам и сам стал находить девиц в барах.
Мы были молодые, белые, что подразумевало наличие денег в карманах, а когда нас спрашивали: «Где ваша машина?», – мы знали ответ: «Машина в ремонте, поедем на такси». Наверное, со стороны мы напоминали табун жеребцов, выпущенных из загона.
Свою первую ночную любовь я нашел в баре «Истамбул». Название настраивало на восточный лад и на мелодию какой-то старой песенки «Истамбул-Константинополь», поэтому бар мне и приглянулся. То ли она ко мне подсела, то ли я к ней, но к этому времени я уже разбирался, как знакомиться с местными девушками, и задал вопрос незатейливо: «Тебя как зовут?» «Лили», – ответила она, скромно потупив глаза. Эта скромность не очень вязалась с короткой юбочкой, из-под которой упирались в землю точеные черные ножки, и маленькой упругой грудью, разрывающей маечку. Она была юной и симпатичной, и я влюбился в нее с первого взгляда. Я пил джин с тоником и угощал ее пивом. Может быть, мы и говорили о чем-то, не помню, но я придвинул стул к ней поближе, положил руку ей на колено, и после этого уже ни о чем не надо было говорить, это было не главное, а главное состояло в том, чтобы увезти ее куда-нибудь, где я смог бы содрать с нее майку и юбку и увидеть всё, что они едва прикрывали. Время было позднее – часа два ночи, но я влюбился и не хотел уложить ее на какую-нибудь циновку, а лихорадочно думал, как бы лечь с ней в приличную кровать в приличном доме. И тогда я вспомнил о моем сослуживце – капитане малийской армии. Я знал, где он живет, хотя никогда не бывал в его доме, знал, что он холост и живет один. Опьяненный любовью, я забыл, что капитан в Мали —это почти заместитель министра, и приводить среди ночи в его дом бабу, чтобы заняться с ней любовью, по меньшей мере, не совсем удобно. Я был влюблен, я ее желал, я взял такси и повез Лили к капитану.