На удивление, капитан встретил нас спокойно, хотя было видно, что мы его разбудили. Он провел нас в гостиную и после пяти минут светской беседы удалился в другую комнату. Я почувствовал себя неловко, вышел за ним, стал извиняться и говорить что-то о любви.
– Всё нормально, Мишель, располагайтесь на диване, – ответил он.
Я пожал ему руку и бросился к любимой. Любимая к этому времени уже лежала на диване абсолютно голой. Когда наши телодвижения успокоились, и напряжение мое спало, мы пошли вдвоем под душ и, обнявшись, избавлялись от жары и пота.
Мы лежали голые на диване, когда в комнату вошел капитан:
– Мишель, ты не будешь против, если я тоже трахну эту девочку?
Я был уязвлен до глубины своей жаждущей любви души.
– Никогда, – воскликнул я.
Лили встала.
– Мишель, ну что ты, я приду через двадцать минут.
Какая все-таки огромная разница между их простыми нравами и моим советским воспитанием.
– Одевайся, – сказал я Лили, – мы уезжаем.
По-моему, они оба обиделись на меня. Тем не менее, она оделась, и я повез провожать ее до дома. Перед расставанием с беглым поцелуем у дверей ее хижины я отдал ей все деньги, которые были в кармане. Видимо, это была скоротечная любовь, потому что больше я ее не встречал.
Когда дверь за ней захлопнулась, я понял, что денег доехать до дома у меня нет, какая-то мелочь осталась. Было уже светло – около шести утра. Я сообразил, что нахожусь недалеко от авиационной базы, и лучше сразу выйти на работу. Моей мелочи хватило, чтобы поймать повозку. В Бамако это такое транспортное средство, заменяющее автобус. Оно состоит из трех частей: осла, возничего и крытой брезентом повозки с двумя лавками по бокам. Повозка была полная: местные жители как раз ехали на работу. Каково же было их удивление увидеть в своей компании белого человека с всклокоченными волосами, красными от бессонницы и джина глазами и бледным лицом. Не помню, как я доехал, но под их насмешливо-вопросительными взглядами мне было стыдно за всю белую расу, опустившуюся до повозки.
Я приехал на работу раньше всех, что-то объяснил дежурному сержанту, как-то соврал нашим, когда они вышли из автобуса, но малийский капитан, у которого я был ночью в гостях, хоть и не рассказал никому об этом случае, месяц со мной не разговаривал.
И теперь я его понимаю.