Город под созвездием Близнецов - страница 9
Шрифт
Интервал
Глянец, усохший до скрипа песка.
В них угасает мелодия Рота,
Словно морщинки на коже виска.
Кто-то ушёл – насовсем или ближе,
Просто сменил знак прописки своей.
Время годá наши бусами нижет,
Каплями полнит забвенья ручей.
Руки листают у жизни страницы,
С прошлым общаясь, как прежде, на ты.
Кто-то на фото был звонкой «синицей»,
Кто-то чинил «огневые» мосты.
Светлый бокал отдаёт пустотою,
В нём нет ни капли густого вина.
Старые фото – с тимьяном настои,
Плавает в них одиноко луна.
Десятый год
Десятый год. Виток начальный века.
Ещё так нежен воздух городской,
Ещё святые любят человека
За то, что их пускает на постой.
Аллеи в парке под изгибом стила
Теней чернильных от больших стволов.
Зигзаг надежд до исступленья била,
До тишины оставленных дворов.
Листва шуршит запиской от влюблённых
И пахнет терпко, ярко, горячо.
Десятый год. Прожект для увлечённых,
Кто крест слагает солью на плечо.
Флакон с ароматом сирени
Флакон духов. Портрет без рамки.
Десятый год. Витрин стекло.
Начало века – без «изнанки»,
Когда всё ясно и светло.
Сирень «плывёт» над мостовыми
Вуалью модниц записных.
Поэт лукавый прячет имя
Среди аллей, почти лесных.
Стучат колёсами пролётки,
Сбивая ритм простых подков.
Что впереди? Война, обмотки —
И о любви сирени зов.
Маска
Сквозь занавес выходит к рампе маска —
Лишь белый воск, пролитый в темноте.
В восторге зритель. Первый акт у сказки
Пройдёт на небывалой высоте.
Молчит суфлёр. Кричат протяжно тени.
А маска разрастается стернёй.
В экстазе зритель. Битые колени
Толпой любимы – бурою землёй.
От люстр летят оплавленные свечи,
Сжигая на помосте чей-то век.
Растаял воск, дозволенные речи
И вместе с ними «чёрный» человек.
Голос не в игре
А разговор безмолвный продолжался,
Перетекая в тени под окном,
И там водой беспечно размывался,
Чтоб вновь вернуться птицей или сном.
А чайник пел, страдая, как Сальери,
Не смея встрять в набор ненужных слов,
Об алгебре, гармонии и вере
И о французской стойкости духов.
И локоны завитые шептались,
Пропахнув с ночи «адским огоньком»,
Что люди – в тишине своей – зазнались,
Хотя весь мир несётся кувырком.
И всяк встревал, желая разобраться, —
От век трюмо до ложек в серебре:
– Как можно взглядом страстно прижиматься,
Поставив пьесу «Голос не в игре»?
Зачем этой женщине власть?
Беседка, пропахшая светом
И слабым, чуть мятным, дымком.
Ты помнишь, встречались в ней летом,