– Сынок. Там внизу, на берегу шум, – произнесла негромко мама Обэ, – мне страшно. К тому же папа сейчас в море. Как же он там?
Отчётливый звук лопнувших потолочных перекрытий, и хруст упавшего на пол шкафа, прервали маму. Она крепко прижала к себе Оташи, вся дрожа от страха. Дерево, что проломило крышу, разрушило угол северной части дома. В открывшуюся дыру хлестали плотные, потоки дождя. Вода медленно расползалась по деревянному полу, вскоре добравшись до комнаты, где укрылись Оташи и Обэ.
– Мама, нам следует идти к Хурадзаки, чтобы узнать, что с ним, – сказал Оташи, едва преодолевая завывания ветра гремевшего за стенами. Птичка, беззаботно прыгала по комнате, кажется совершенно не обращавшая внимания на грохот, доносившийся с улицы. Руки Обэ, тряслись. Проведя по лицу сына тыльной стороной ладони она, расплакалась.
– Откуда здесь птица? – спросила Обэ, вытерев со щёк мокрые следы, оставленные солеными каплями.
– Мама давай пойдем к Хурадзаки.
– Нет, – запротестовала Обэ, – никуда мы не пойдём пока снаружи такой ветер. И она вновь предалась всхлипываниям и едва слышимым причитаниям. В эту ночь, Оташи почти не спал. Он переворачивался с одного бока на другой. Внутри дома теперь пахло страхом и сыростью. К утру, когда первые лучи восходящего солнца коснулись вершин холмов, ветер начал стихать. Так и не сомкнув глаз, Оташи встал. Птички в комнате не было, и только пара крошечных, красноватых перьев валявшихся на полу напоминали о нечаянном визите пернатой гостьи. Пробравшись беззвучно мимо, вздыхающей во сне Обэ, Оташи ушел на улицу. На земле у дома лежали изломанные деревья, словно поваленные гигантской рукой неведомого исполина. Под ногами попадались куски черепицы оторванной с чужих домов, деревянные балки и вещи, принесенные сюда вечером дикими, ревущими потоками ветра. Всюду виднелись разрушения. Особенно сильно пострадала северная часть дома Оташи, где накануне летевшее точно снаряд дерево, пробило крышу и выдрало часть стены. Вспомнив о Хурадзаки, Оташи тот час побежал вниз по склону, усыпанному осколками и обломками. Потратив на дорогу вдвое больше обычного времени, Оташи оказался на голом, каменном берегу, где почти ничего не напоминало о стоявших ещё вчера зданиях. Только кое-где виднелись обрывки электрических проводов, и остатки вырванных коммуникаций. Вся прибрежная улица, пропала как будто её и не существовало. Море теперь неспешно раскачивало мусор у острова, продолжая свою кропотливую работу, по украшению каменных берегов витиеватыми, резными узорами. Энергия чувств таившихся внутри Оташи, превратилась в один крошечный, надрывно пульсирующий комок, застрявший, где то глубоко в груди. Мальчик присел на большую, каменную глыбу, нависающую над мутной водой. На босые ноги, облаченные в зелёные сандалии, попадали брызги солёной воды, когда волны разбивались о крутые выступы берега. Падали и на одежду солоноватые, тёплые капли, но уже сверху. Слёзы текли из глаз Оташи, что беспомощно склонил голову вниз.