Трясясь, умокший в слезах и холодном поту, Зидлер еле-еле смог доползти до холодильника. Он начал доставать оттуда мягкие пересахаренные кусочки искусственного хлеба, в котором не было ни грамма зерна. Затем, он вынул кейс с пузырьками гадкого приторного пойла. Положив эдакий «ужин на одного» на стол, он принялся метаться по всей квартире в поисках дозы азгиндола. Найдя ампулы и шприц, Шон вколол в дергающуюся вену непривычно большую дозу для него. Этот наркотик легализован и выдается всем независимо от возраста, поэтому Зидлер, как и многие члены общества был зависим от голубой дряни в небольших ампулах. Азгиндол употребляют практически все без исключения. Даже само правительство позиционирует его, как безвредное, а иногда даже полезное.
Даже такая большая доза азгиндола не смогла остановить тремор, потому Шон вколол еще три ампулы. И наконец это дало свой эффект. Худощавые и бледные скулы парня начало сводить, тряска сменилась непроизвольными импульсами в мышечных волокнах. Зрачки парня расширились, и он вернулся обратно на кухню. Его тело будто бы не слушалось его самого. Он начал запихивать кусочки хлеба в свою пасть и тут же запивать их пойлом. Крошки разлетались в разные стороны, а алкоголь растекался по подбородку Зидлера, оставляя бордовые следы. Всё это дело, он закуривал электронной сигаретой, выпуская изо рта и носа огромные клубы едкого пара.
Парень потреблял не из нужды, а лишь для того, чтобы убежать от суровой реальности… От реальности, в которой он является убийцей. Эскапизм в чистом его проявлении.
Всех этих «ритуалов» было недостаточно, чтобы хоть на миг облегчить ношу на душе Шона. Его голова шла кругом; он еле-еле контролировал свои движения; на протяжении всех этих моментов ужаса и первобытного страха, он слышал в голове голос убитого им Фрэнка. Он вспоминал разговор с дядей и обещание, которое он дал ему. В его разуме с определенной частотой мелькали мысли о самоубийстве. Но разве это выход? Да и тем более, чтобы совершить самоубийство, нужно обладать особой смелостью. Зачастую убить кратно легче, чем умереть самому.
В таком плачевном состоянии, Шон сумел доковылять до душевой кабинки. Зайдя в нее, Зидлер дрожащими руками включил сильный напор обжигающе ледяной воды. Ему хотелось лишь избежать реальности любой ценой. Он уселся под напор воды и принялся ногтями раздирать свою кожу до крови. Он вопил от боли и дергался от струи воды, попадающей на его тело. Его переполняла лишь боль и ненависть к самому себе. По его коже стекали капли воды, смешанные с густой бордовой кровью. Он пытался очистить себя таким странным образом. Эта идея пришла к нему интуитивно. Это не он решил ободрать себя в кровь в ледяной воде, а кто-то, кто сидел внутри него. Тот, кто решал за него, что делать в трудные моменты. Этот кто-то – его животное начало. То самое начало внутри каждого человека, которое пытается заблокировать движущая система. И Шон почувствовал свое животное начало в те секунды отчаяния. Он понял, что он живой. Лишь в такие моменты, когда разум покидает тело человека, он понимает ценность быть живым. Достигнув просветления, измерзший, раненный, абсолютно нетрезвый, но ясно мыслящий Зидлер упал без сознания; в кабинке, по стенам, которой текли капли его крови и жизненной энергии.