Туннель делает виток – и мы выходим в просторную комнату. Просторную и вширь, и ввысь настолько, что потолка почти не видно. Но сверху, там, где зал будто сужается до бутылочного горлышка, сквозь металлическое кружево купола льется солнечный свет.
– Это еще что за срань? – присвистываю я, кружась и разглядывая игру лучей на камнях.
– Похоже на… Накопитель? – предполагает Лих.
– И что же он накапливает, дурень? – хохочу я. – Пустоту, что ли?
– Сам ты дурень! Грязь типа, – Лих озирается по сторонам. – Видать, тут-то засор и есть… Накопитель, ну, он же полный должен быть.
Полукруглые стены гигантского колодца когда-то были одинаково серыми, но от поганой воды окрасились в цвет кирпича-сырца. На яркой, будто красноглиняной кладке уже поселились белые разводы – то ли соли, то ли извести. Чем бы этот подземный дворец ни был когда-то, осушен он давно.
Запах гнили вдруг делается нестерпимым. Я гляжу на Лиха – тот зажимает нос пальцами. Теми самыми, которыми оттирал вонючее пятнышко с бридж… Кажется, из двух зол парень выбрал наименее смердящее.
Нелепо замахав руками, я сбегаю вниз по гряде сора. Под башмаками шипит и шваркает, как на торфяном болоте; хрустят веточки и хрупкие крысиные кости. Вспугнутый моим топотом, из кучи слежавшегося тряпья выныривает зверек. Маленький и тощий, не больше кошки, он вскидывает неприятно-голую, шарообразную головку, поводит ею из стороны в сторону, изучая меня. Сверлит одним-единственным желтым глазом – зато огромным, на половину черепа.
Я удивленно оступаюсь, и под ногой снова хрустит. Зверек, клацнув по-детски мелкими зубками, шмыгает обратно в компост.
– Чего уставился, дядя? – рядом ловко съезжает Лих, взбучив сапогами компост. – Это шрюп. Но ты не ссы, они безвредные. Как крысы типа, только живучее.
– Первый раз таких вижу, но… – моргаю я. – Но ты лучше вон туда посмотри, дружище.
– Куда? – Лих недоуменно хмурится, но поворачивает голову в направлении моего взгляда. – Ого…
То, что вначале показалось мне грудой лома, прибитого течением к стене и обросшего слизью, приходит в движение. Груда эта размером с тухляка, да и пахнет не лучше. Она с треском надувается до предела… И тут же опадает с тошнотворным бульканьем. На желтой оболочке пролегают свежие надрывы, а из них, будто сок из плода, валит пузырчатая пена.