Вспоминаю, как я однажды шел из школы. Стояла вторая половина сентября, светило яркое солнце, небо было открыто обзору до самых окраин, ни облачка. Деревья уже окутались в праздничные цветные осенние уборы: желтые, от соломенно-желтого до цвета червонного золота, медно-красные, благородно-коричневые, – зелени почти совсем не было видно. Никакого дуновения. Закончивший свое существование лист неохотно отрывается от ветки и, чуть покачиваясь в неподвижном воздухе, укладывается на дорожку. Я перехожу проезжую часть дороги от «вечного» Дома культуры, перехожу в следующий квартал, и меня охватывает ощущение погружения в волшебную сказку, где вечно правит осень. По правую руку – одноэтажные домики, крыши которых тоже усыпаны листвой, заборы из штакетника, по левую – удивительно многоцветные деревья. Только шепот листьев под ногами – и ничего больше: вокруг никого, ни людей, ни кошек, ни собак, проезжая часть пуста. Я иду и вижу, как листья на деревьях пропитаны солнцем, как они, и висящие еще на своих родовых местах и лежащие на крышах и на земле, сами испускают некое таинственное, сказочное сияние. Не слышно птиц, завороженных красотой мира. Царит великое безмолвие. Я иду бездумно, тихонько, стараясь не потревожить вековечную сказку природы.
И вдруг… Из калитки дома, расположенного напротив мощного каштана, начавшего сбрасывать свои плоды на землю, выходит энергично невысокий плотный мужчина, с мясистым лицом и своеобразным носом, украшенным множеством бородавок разного калибра, и начинает говорить скандальным тоном, обращаясь именно ко мне:
– Ты почему бросаешься каштанами? Я тебя давно заметил, ты тут ходишь все время. Уши надрать?
Я оторопел, солнечное свечение исчезло, краски угасли, передо мной была обычная дорожка, усыпанная обычными, а вовсе не волшебными, листьями. Попытался оправдаться:
– Я никогда не поднимал ваших каштанов…
– Я тебя запомнил, еще раз бросишь, я тебе покажу! Я знаю, где ты живешь, и мать, и отца твоих знаю! Я им все расскажу!
Расстроенный несправедливым оговором «бородавочного», я молча продолжил путь домой. Когда я рассказал об этом разговоре маме, описав, насколько мог человека, ругавшего меня, она только сказала, чтобы я не расстраивался. А я уже был расстроен донельзя, долго еще «пережевывал» это происшествие, придумывая оригинальные и злые ответы на неправедное рычание незнакомца.