Мама зарыдала. Громко так, протяжно, закрыв лицо руками. Я замолчал. Смотрел на неё сурово и даже с раздражением. Не обнял её, не постарался успокоить, а просто ждал, когда она перестанет плакать. Наконец, она затихла, отняла ладони от опухшего, покрасневшего, мокрого от слез лица и сказала:
– Всё, чего я желаю – чтобы ты поправился!
– Ладно, – пробурчал я и вышел из-за стола, так и не притронувшись к картошке, – собирай вещи. Мне уже всё равно.
*****
Нам предстояла долгая дорога. С вечера мать собрала сумку, приготовила в дорогу еды. Серёга приехал рано утором, разбудил меня, помог привести себя в порядок, умыться и одеться. Я был заторможен, медлителен и неповоротлив.
Позавтракали сваренными вкрутую яйцами и хлебом со сливочным маслом, выпили по чашке кофе. Сухо попрощавшись с матерью, я вышел во двор. Серёга уже уложил мои вещи в багажник старенькой, но крепкой тойоты, подаренной ему отцом, усадил меня на переднее сидение и пристегнул ремнём безопасности. Мы тронулись в путь. До деревни добирались несколько дней. Две ночи провели в придорожных гостиницах, остальные – в машине. Тесновато, но дешево и сердито. Студентам не привыкать.
Всю дорогу я чувствовал себя разбитым. Много спал. Когда не спал, то смотрел в окно на однообразные пейзажи: мелькающую зелень деревьев и полей, домики, коттеджи, заборы. Всё мне казалось каким-то блёклым, серым, несмотря на летнее цветное великолепие, которого я будто и не замечал. Говорили мало. Я не хотел, а Серёга деликатно не приставал с расспросами.
Когда добрались до Серёгиной деревеньки, была глубокая ночь. Я спал, приняв вечернюю дозу таблеток. Серёга припарковался на краю грунтовой дороги и вышел из машины, чтобы отворить ворота. Загнав тойоту во двор, он пошел в дом. Зажёг керосиновую лампу, бросил наши сумки на пол рядом с печкой и вернулся за мной. Помог взобраться на крыльцо, завел в дом и усадил на старенький диванчик, стоявший у стены. Он выглядел уставшим, а я был полусонным, так что есть мы не стали. Сняли одежду и улеглись спать, даже не умывшись. Я остался на стареньком диване, а друг расположился на скрипучей тахте, притаившейся около окна. Проспали мы почти до полудня.
Когда я продрал глаза, Серёга уже встал, натаскал воды из колодца, залил её в умывальник, стоявший в сенях, и умывался, расплескивая брызги и фыркая от удовольствия.