Приплыли. Главное, веревке я поверила сразу и поняла, что в подвале сейчас не два монстра, а три. Черт.
«Бери», – поторопила веревка.
Н-да… После такого уже и отказываться неудобно.
– Зачем вам камни? – уточнила, догадываясь, что обо всех деталях мне все равно не расскажут.
«Хранитель им нужен, – неохотно ответила боевая пыльность. – Кто хранитель, уточнять не надо?»
Да как бы яснее ясного.
«Остальное потом узнаешь, а то впечатлительная слишком. Еще и правда вглубь пойдут».
Камень я взяла. Сжала в ладони, потом сообразила, что в кармане ненадежно. Вдруг выроню, а кто-то заметит. Сразу возникнет вопрос: откуда у трущобницы драгоценность?
Убрала под левую грудь. Выдохнула, успокаивая свой дар и запрещая перепрятывать.
«Больше ничего не хочешь? – насмешливо уточнили в голове. – Одежду там новую купить, чтобы швалью уличной не выглядеть, а то мне перед хозяином за такого носителя неудобно».
Хотела съязвить, что мертвому как бы все равно, но подумала о бабуле, о детишках и проблемах, которые из-за меня их преследуют.
– А поменьше что-то есть? – сварливо поинтересовалась, поднимая золотую монету с пола.
Кажется, веревка аж дар речи потеряла от возмущения. Продышалась и гневно уведомила:
«Мелочи не подаем!»
Потом смилостивилась: «Слева посмотри. Вроде серебро было».
Домой я возвращалась с полными карманами серебряных и золотых монет. На душе было тревожно, еще и веревка пристроилась на втором запястье, не пожелав расставаться со мной. Я точно под тюремным надзором оказалась.
Наружу выбралась через лаз, точнее и не скажешь, и принялась злобно отдирать репьё от плаща: ход успел порядком зарасти, а помочь мне проложить путь никто не пожелал. Не дело это – боевым стражам с колючками сражаться.
– И что? Просто вот так уйдем? – спросила, поворачиваясь к холмику, из которого вылезла. Дыра за мной закрываться не стала, оставляя проход нараспашку: заходите, люди добрые, берите, что хотите.
Ведь понимаю – не мое это сокровище, да и хозяин уже мертв, а просто так уйти, не заперев дверь, совесть не дает. Проклятое мое воспитание.
Веревка по-человечески вздохнула и страдальчески попросила:
«Двигай давай, двуногая».
Мое терпение лопнуло – разозлилась. Довели все-таки…
– У меня имя есть! Татьяна. А некоторых пыльным ковриком для блох могу называть.
Тут земля под ногами предупреждающе дрогнула, и по стене дома, проглядывающего сквозь ветки, выразительно поползла внушительная трещина.