Хорошо! Даже качели не скрипят. Кто-то смазал.
Он откинулся на маленькую спинку и закрыл глаза. Когда нос достаточно нагрелся, Маус резко выгнулся, напрягая поясницу. Та загудела, постепенно расслабляясь через боль. Волшебные ощущения. Ещё можно закурить.
Вытащил зубами сигарету из пачки и долго закуривал, рассматривая огонёк. Подняв глаза, увидел четырёх персон, идущих к площадке, а точнее – к трём кускам торчащего из пыльной земли забора. Компании, постоянные, как сама вселенная, всегда располагались именно здесь, несмотря на наличие скамейки.
– Сегодня Иванна точно не выйдет?
– Не знаю. Но она бесит.
– Мешаем, что ли? О! Добрый вечер.
– Привет, – Маус махнул рукой, затягиваясь и пуская дым из ноздрей.
Ребята – два парня с подругами – надоевшим Маусу взглядом осмотрели обрезанную штанину джинсов и тихо уселись на привычное место, шипя пивом из банки.
– У вас огоньку не будет?
– Лови, – Маус кинул зажигалку.
– Мы можем уйти, если мешаем.
– Нормально. Я давно людей не видел.
– Редко выходите?
– Ты долбоёб? Какое «выходите»? – зашипела одна из девушек.
– Да всё нормально, вы чего! Что, сейчас какие-то слова для меня новые изобретать?
Заулыбались.
– Да, редко. Повезло, квартира на двенадцатом этаже.
Свистнули.
– И как вы? Справляетесь?
– Куда я денусь.
Было время, когда не справлялся. Совсем. Да, Маус?
– Может, помочь чем-то?
Он задумался.
– Докурю – пакет поможете донести. Тяжёлый, сволочь. Если не трудно?
Переглянулись.
– Не, нормально.
Парень с серебряной цепью, как бы невзначай блестевшей из-под воротника спортивной кофты, пригнул бритую голову, напряжённо взглянув на Мауса, и, уперев локти в колени, спросил:
– Доёбывается кто-нибудь?
– Да вроде нет.
– Я просто слышал. Бывают случаи.
– Не так часто выхожу, чтобы нарываться.
– А раньше нарывались? – с улыбкой спросила девушка в обтягивающих шортах. Маус как зацепился за эти шорты, так и не мог отлипнуть.
– Естественно, – по слогам ответил он, стряхивая пепел с сигареты. – Я раньше был самый борзой туристический агент на районе.
– Ну понятно.
Маусу досталась лишняя банка пива и отсыпь из огромной пачки крабовых сухариков. Он стал наблюдать, как розовеет небо. Логично, вышел ведь где-то в середине дня.
Он думал о том, что впечатления от каждого вечера и заката разные. И всё это в какой-то математической закономерности зависит от того, как именно он смотрит на свет. Если из окна, помешивая кофе, то он видит только, как комната тонет в синеватой темноте и единственным белым пятном остаётся сиплый телевизор.