Может, он сбрасывал какой-то защитный слой в квартире Мауса или просто носил одежду на три размера больше.
– Мы похожи на стрёмную гей-пару! – хохотал он.
– Нет.
– Тебя тоже преследует ощущение, что прошло больше времени? Раза в четыре.
Теперь бритый налысо Терапевт остался в клетчатой рубашке и джинсах, которые были заляпаны сзади точками асфальтовой грязи. Он наматывал узкие овалы по клетчатому (опять-таки) полу недавно отмытой кухни.
– Тебе нравится виски? – спросил Маус.
– Никогда раньше не пил «Чивас Ригал».
– Хантер Томпсон делал так: он заказывал огромную гору рубленого льда и заливал её этим самым вискарём, а потом ел длинной вилкой[1] с кучей лимонного сока. Это называлось «Чикагский Вулкан», что-то в таком духе… Короче, живая легенда, а не бутылка.
– Я понял, – продолжал Терапевт, перебрасывая из ладони в ладонь дешёвые солнечные очки с круглыми зелёными стёклами, – из-за чего возникло ощущение, что я так долго тебя знаю. Просто у меня всё получилось.
– А сегодня мы будем работать?
– Мы никогда не работали, Маус.
– Да, помню. Мы думали и…
– И говорили.
Терапевт наконец опустился на стул.
– Ты мне друг. Хотя не исключено, что это стокгольмский синдром, – сказал Терапевт.
– В каком плане?
– В том, что я, без тени самолюбования, тебя спас. И отдал тебе часть своего больного сердца.
Маус в ответ промолчал, убирая бутылку «Чиваса» в шкаф. Время придёт, а сейчас Терапевту нужны чай и отсутствие разговоров о чём-либо вредном.
– Курить хочется, – проговорил Терапевт.
– А нельзя?
– Ну вот так. Пришла хуйня, откуда не ждали.
– Всякое в жизни бывает. Я знаю, о чём говорю, – ответил Маус.
– Да. Ты в этом точно лучше разбираешься.
– Ты будешь чёрный или зелёный? – Маус потом долго будет спрашивать себя, зачем он сменил тему. И не поймёт.
– Чёрный и без сахара. И завари нормально.
Терапевт откинулся на стуле и спросил:
– Сколько тебе лет?
– Ты уже спрашивал. На первом сеансе, когда я ещё через весь город пёрся в тот дебильный кабинет. С пальмой.
– Я её выбросил.
– Уважаемо, – хмыкнул Маус.
– Ну, так сколько?
– У меня нет возраста. Где-то между двадцатью годами и тысячей световых лет.
– А что ты ответил в первый раз? – задал вопрос Терапевт.
– Что я не знаю.
– Но ты и сейчас не знаешь. Ответь мне, что изменилось?
– Сейчас я не боюсь.
Маус нажал кнопку на чайнике и повернулся, не пытаясь спрятаться от ветра из окон глаз Терапевта.