В еще большей степени ограничение судебных полномочий тюрко-монгольских монархов оказалось связано с утратой теми или иными государствами своего суверенного статуса.
Так, например, казахские владения в течение первой трети XVIII – середины XIX в. перешли под власть Российской империи, и уже с конца XVIII в. имперская администрация стала предпринимать шаги по реформированию судов, постепенно распространяя на них принципы российского законодательства, инкорпорируя в состав традиционных судов (в том числе под предводительством ханов и султанов из рода Чингис-хана) российских чиновников и т. д. После упразднения в казахских жузах ханской власти в 1820-е годы и власти окружных султанов в 1860-е годы говорить о системе «ханского» суда в Казахстане уже не приходится, сохранился лишь «народный суд» на основе обычного права, да и тот, благодаря усилиям имперских властей, по сути, превратился в низшую инстанцию общеимперской судебной системы с весьма ограниченными полномочиями.
Сходные процессы происходили в Монголии, оказавшейся с конца XVII в. под сюзеренитетом империи Цин. И хотя маньчжурские власти вплоть до падения самой Цинской династии сохраняли в Монголии институт аймачных ханов, их судебные прерогативы также были серьезно урезаны. Уже с XVIII в. в правовую и процессуальную сферу начинает постепенно вторгаться цинское право (номинально разработанное специально для монгольских «вассалов», но фактически отражающее значительное число общеимперских принципов). По мере усиления роли цинских наместников в Монголии возрастал и их контроль над деятельностью местных правителей во всех сферах, включая судебную. Наконец, во второй половине XIX в. цинские власти официально закрепляют в своей компетенции наиболее серьезные уголовные дела, оставляя в компетенции монгольских правителей лишь незначительные правонарушения и частноправовые споры. В сохранившейся процессуальной документации того периода встречаются примеры, когда дело, начавшееся рассмотрением в суде монгольского правителя, впоследствии передавалось на суд маньчжурских чиновников – вплоть до центральных властей (в лице Палаты внешних сношений – Лифаньюань) [Erdenchuluu, 2014; Heuschert-Laage, 2017].
В результате в XIX в. происходит окончательный упадок того ханского суда, который был создан при Чингис-хане и его преемниках, пережил свой расцвет в XIII–XIV вв. и «по инерции» продолжал существовать в последующие века. Даже в тех государствах, которые (по крайней мере, юридически) не утрачивали свой суверенитет, ханский суд со временем стал больше напоминать некий фарс: монархи формально цеплялись за сохранявшиеся судебные прерогативы как символ былого величия своих государств и славы своих предшественников на троне, но сами при этом уже совершенно не представляли смысла этого суда и откровенно тяготились участием в нем. Представители российской имперской администрации в Средней Азии оставили записки о некоторых таких судах.