– Сперва еще не один лауданский пес ногами накроется. Вы меня живым не возьмете.
– Так издохнешь, и вытащим за голову! Нам все едино!
– Ты вот послушай, что я тебе скажу, и заруби себе это на лбу. Не оставите вы нас в покое, так есть у меня тут бочонок пороху, и фитилек уж тлеет: взорву дом, всех, кто только тут есть, и себя заодно… Клянусь тебе в этом! Можете теперь меня брать!
На этот раз молчание было еще дольше. Володыёвский не знал, что ответить. Шляхта в ужасе стала переглядываться. В словах Кмицица звучала такая дикая сила, что все поверили его угрозе. От одной искры все труды могли пойти прахом, и панна Биллевич могла быть потеряна навеки.
– Господи! – пробормотал кто-то из Бутрымов. – Да он безумец! Он может это сделать.
Внезапно Володыёвского осенила счастливая, как ему показалось, мысль.
– Есть другое средство! – крикнул он. – Выходи, изменник, рубиться со мной на саблях! Уложишь меня, уедешь отсюда, и никто не станет чинить тебе препятствий.
Некоторое время ответа не было. Сердца лауданцев тревожно бились.
– На саблях? – спросил Кмициц. – Да может ли это быть!
– Не спразднуешь труса, так будет!
– Слово рыцаря, что уеду тогда без помехи?
– Слово рыцаря!
– Не бывать этому! – раздались голоса в толпе Бутрымов.
– Эй, тише там, чтоб вас черт побрал! – крикнул Володыёвский. – Не хотите, так пусть вас и себя взорвет порохом.
Бутрымы умолкли, через минуту один из них сказал:
– Быть по-твоему, пан полковник!..
– А как там сермяжнички? – с насмешкой спросил Кмициц. – Соглашаются?
– Хочешь, так на мечах поклянутся.
– Пусть клянутся!
– Сюда, сюда, ко мне! – крикнул Володыёвский шляхтичам, стоявшим у стен вокруг всего дома.
Через минуту все собрались у главного входа, и весть о том, что Кмициц хочет взорвать себя порохом, тотчас разнеслась в толпе. От ужаса все оцепенели; тем временем Володыёвский повысил голос и сказал в гробовой тишине:
– Всех, кто здесь присутствует, беру в свидетели, что я вызвал пана Кмицица, хорунжего оршанского, на поединок и дал ему клятву, что коли он меня уложит, то уедет отсюда без помехи и никто ему не станет чинить препятствий, в чем и поклянитесь все ему на рукоятях мечей именем Бога Всевышнего и святого креста…
– Погодите! – крикнул Кмициц. – Уеду без помехи со всеми людьми и панну с собой возьму.
– Панна здесь останется, а люди пойдут к шляхте в неволю.