– Все готово? – рявкаю агрессивнее, чем следовало бы.
Старушка осуждающе поджимает губы, а вот Дарья вскакивает на ноги, из прищуренных глаз в меня летят молнии.
– Может быть мы сами до места доберемся, чтобы не беспокоить вас? – цедит на грани раздражения и вежливости.
Так и тянет проучить.
– Бабушка, это тот самый благотворитель из фонда, о котором я рассказывала, – представляю Евсея и стараюсь звучать приветливо, хотя внутри все клокочет от возмущения.
И так еле-еле удается уговорить бабулю на переезд в другую больницу и заверить, что я не продала ради этого душу дьяволу. Хотя на самом деле так оно и есть! Если сейчас из-за Зарецкого ба откажется, то получится, все зря, и я напрасно подписала те бумаги. Сжимаю руки в кулаки и призываю все смирение, которое еще осталось внутри.
– Евсей Анатольевич, спасибо за ваше участие, – улыбаюсь благожелательно, хотя губы так и сводит. Хочется поджать их или выплюнуть какую колкость. Обличающие слова так и рвутся наружу, но вместо них я произношу другие, ради бабушки: – Мы понимаем, как сильно вы заняты, и очень ценим вашу помощь. Если у вас возникли какие-то дела, мы с бабушкой готовы подождать или вовсе отправиться на место самостоятельно.
– Если так цените мое время, – цедит миллиардер, буравя меня сталью взгляда, и я не знаю, как удается продолжать сидеть с вежливой улыбкой на губах, – то поспешите к машине, а не зубы мне тут заговаривайте. Вещи я помогу донести. Валентина Игнатовна, – Зарецкий переводит внимание на мою бабушку. Надо же, даже имя ее откуда-то узнал и потрудился запомнить! Его лицо меняется мгновенно: перестает быть пугающим и выражает спокойное почтение. – Прошу прощения за собственную несдержанность, очень нервная работа. Рад познакомиться и помочь вам.
Бабуля окидывает Евсея проницательным взглядом. Уверена, ни нахрапистый, бескомпромиссный характер бизнесмена, ни его циничность и запредельное самомнение не остаются для нее секретом. Моя бабушка как рентген, только просвечивает не внутренности, а саму человеческую суть. Если она дает кому характеристику, то можно смело ей верить.
– Спасибо, сынок, – просто кивает ба, к моему удивлению, и поднимается.
Зарецкий спешит помочь и подает ей руку. Хмурится, окидывает нас взглядом, а потом бросает короткое: