Пыли было в достатке, а вот книг, которые бы запомнились (Кристина выдрала пару страниц с карандашными скупыми пометками, а на остальные не стала и смотреть), не нашлось, и она схватила банку закисшего кефира. Полотно само вырисовывалось перед ней, накладывалось тонким, прозрачно-сияющим на запустение: голая выщербленная стена с куском обоев, кефир, карандашные наброски. Так даже лучше – если не было ничего в дедулькиной напрасной жизни, то пусть и картина остается пустой. Много воздуха и тишины.
В этом Кристина находила правду и суть. Мешок так давил на плечо, будто воспоминания на самом деле что-то весили. Юра сам распахнул перед ней дверь, наверное, устал ждать, пока Кристина соберется с силами. Она глянула на него исподлобья, но мешок передала – звякнул в полотняных внутренностях пустой аквариум, оставшийся музеем-памятью от единственной за всю жизнь рыбки.
– Долго ты. – Юра никогда не выговаривал, не орал, только чуть улыбался, и улыбка его напоминала Машину. – Думал, бросила сына на меня и сбежала за границу.
– Если бы деньги были, я бы так и сделала.
Настроение не располагало к шутливому тону. Кристина привалилась плечом к косяку, дернула молнию на куртке. Взглянула на себя в зеркало над комодом и не узнала – волосы торчали из-за ушей, темно-бордовая краска смылась, обнажила проплешины, но нигде – ни в блеске усталых глаз, ни в плотно сжатых губах, ни даже в волосах этих чертовых – самой Кристины не было. Что она только ни делала: и брилась наголо вслед за Даной, и красилась в кислотно-зеленый, и ноздри пробивала пирсингом, но отражение оставалось незнакомым.
Кристина устала искать собственное лицо.
Юра отнес мешок к ней в комнату и вернулся со Шмелем на руках – тот сонно тер глаза кулачками и зевал мелким круглым ртом. Кристина скупо кивнула ему. Юра проверил щеколды на двери, залепил глазок кусочком пластилина и спросил чуть напряженно:
– Никого в подъезде?
– Никого. Можешь спать спокойно.
Он просветлел. А вот Шмелю что-то не понравилось – то ли свет яркий, то ли Юрины объятия, то ли угрюмое материнское лицо, – и он мигом заверещал. Тоненько, по-девчачьи. Кристине захотелось заткнуть уши руками. Или даже сунуть носок ему в рот.
– Как съездила?
Перекричать Шмеля не получилось, и Юра ловко перебросил его с руки на руку, пощекотал живот. Шмель выгнулся дугой и зарыдал в полную силу.