– О, поверь мне, я знаю это, – едва сдерживая рвущуюся из груди ярость прошипел Шейрату. – Сила – лишь инструмент. И я сумею применить её в своих целях. Если книга важна как ключ, то я готов отомкнуть то, что она скрывает!
– Восхитительное упорство. Любопытство и самонадеянность. Ты мнишь себя лучшим, достойным власти, которая дана другим. Считаешь, что можешь распорядиться ею умнее, чем многие до тебя.
Внезапно друид ощутил, как что-то вдавило его вниз, в эту жуткую бездну. В ужасе он забрыкался, пытаясь ухватиться за что-то, но затем вспомнил, что находится в пустоте, в которой работает лишь сила воли, и снова решительно метнулся вперёд. Он чувствовал сопротивление, не позволяющее ему продвинуться дальше, но больше не падал. Эта борьба отнимала его силы, выматывала.
– Кто ты такой? Чего ты хочешь от меня? – прокричал он глазам, превратившимся в две мелкие точки.
– Осознания. Путь к изменениям всегда сопряжён с болью, – на юношу обрушились мучения, заставившие его скривиться. Казалось, что нечто пульсировало в его жилах, горело, раскаляло изнутри. – И перед становлением справедливого мира прольются реки крови, как виновных, так и невинных. Тогда ты можешь понять, что это – вовсе не то, к чему ты шёл.
Шейрату закричал, согнулся в дугу, а затем заставил себя совершить новый стремительный рывок наверх.
– Невинных?! Ты веришь, что в этом мире ещё остался кто-то невиновный?! Лишь властные господа и их безропотные слуги! Я сломаю этот мир и создам новый! Я добьюсь своего! Я не отступлю! Это мой путь! Ты увидишь! Все увидят! – взревел он.
– Тогда посмотрим, – усмехнулся голос, и огни-глазницы померкли в темноте. Внезапно воздух ворвался в лёгкие, а боль отступила, вырвав из него остатки сил. Шейрату завалился набок, пытаясь привыкнуть к тусклому свету, муть в глазах отступала, возвращая очертания комнаты. Череда шагов на лестнице вновь набрала скорость. Ему казалось, что он находился в пустоте несколько минут, но в настоящем они обратились в один миг. Он устало вздохнул и зажмурился, шевельнул рукой и почувствовал под ней прохладу кожаного переплёта. Теперь он мог прикасаться к книге, сделал то, что не удавалось многим до него. По телу растеклось ощущение странного удовлетворения. Теперь реликт и все сокрытые в нём тайны принадлежали ему.