Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - страница 5

Шрифт
Интервал


короля, то ни один подданный не будет в безопасности перед произволом правительства. Когда ему сказали признать, что он находится «перед судом правосудия», Карл ответил, криво усмехнувшись: «Я вижу, что передо мной сила».

Кто-то из отобранных судей заколебался, но Кромвель и еще 58 человек подписали смертный приговор, переданный трем офицерам – один из них, подполковник Геркулес Ханкс, сомневался в законности суда, – которые в последний момент ненадолго задержали казнь.

Король был по-своему так же религиозен, как и Оливер Кромвель, и легенда о его праведных приготовлениях к смерти – не выдумка сторонников Стюарта. Он считал, что его казнь – это божественное наказание за его слабость, когда задолго до этого он дал свое молчаливое согласие на требование парламента казнить своего министра – графа Страффорда. Представление Карла о «божественном праве» не исключало чувство его собственной погрешимости.

Сцена прощания короля со своими двумя младшими детьми нигде не была описана лучше, чем в сдержанном тексте мисс Веджвуд. Его тринадцатилетняя дочь Елизавета написала, что он сказал ей, что «простил всех своих врагов и надеется, что и Бог простит их, и велел нам и всем остальным моим братьям и сестрам простить их». И в конце добавила: «Потом он наказал нам всем простить этих людей, но никогда не доверять им».

Эту последнюю мысль он высказал более четко восьмилетнему герцогу Глостеру. Посадив своего самого младшего сына себе на колени, король сказал: «Они отрубят мне голову и, наверное, сделают тебя королем, но помни, что я тебе говорю: ты не должен быть королем, пока живы твои братья Карл и Яков, потому что они отрубят голову твоим братьям (когда схватят их), да и тебе тоже в конце концов. Поэтому я заклинаю тебя: не позволяй им сделать себя королем». Мальчик твердо ответил: «Сначала меня разорвут на куски».

Как пишет выдающийся историк А.Л. Роуз в введении к этой книге, гражданская война была борьбой за власть. Но еще больше она была борьбой за ограничения и этическую основу власти. Когда король готовился к смерти, его несостоятельность повлияла на развитие «должного процесса», в понимание того, что в политике есть нечто большее, чем элементарные целесообразность, возможность и воля сильнейшего.

Карл просто не знал, как изменить – не уничтожая – конституцию государства, которое он унаследовал. Те, кто живет тремястами годами позже, извлекают выгоду из некоторого, но, наверное, недостаточного прогресса в этом вопросе.