Утром Ваня и Алина умываются из шлангов, врезанных в водопроводные трубы. Он поливает ее ледяной водой, она кричит и смеется, задыхаясь от напора воды и холода. На вопросы, откуда ее синяки, ушибы, следы пальцев на руках, Алина отвечает: «Упала, ударилась, ты слишком сильно схватил». Но Ваня не хватал – это он помнит точно.
Шпильки Алины вязнут в песке, когда она идет к нему, автоматически повторяя заученные предложения на английском. Мать наняла репетитора, чтобы Алина, в отличие от нее, поступила в вуз. У матери доля в магазине штор на первом этаже их дома, поэтому в своем районе она считается зажиточной предпринимательницей, выше – только директора продуктовых.
Вода из горячего шланга охряная, из холодного – просто желтая. Ваня наливает кружку холодной воды и прикидывает, можно ли ее пить. Можно ли ее прокипятить? Алина думает: можно ли сварить на ней суп? Ржавая вода в старых домах сопровождает их всю жизнь, она будто следует за ними, находит путь по сообщающимся трубам.
Ваня показывает ей свой шрам – глубокую реку с расходящимися от нее ручьями, через всю грудь и живот, – уходящий вниз, под ремень, и говорит: «Шесть ножевых». Алина смеется недоверчиво: «Да ладно, не верю, за дуру меня держишь? Что я, ножевых не видела?» Ваня опускает глаза и смущенно признается: «Это мне селезенку отбили, вообще-то, после такого не выживают, мне ее удаляли, еле откачали». Алина ведет по шраму вниз сначала пальцами, потом продолжает языком, так быстро и умело расстегивает ремень, что он замирает и задумывается: «А сколько было до меня?» Но мысли быстро пропадают из Ваниной головы, остаются только потолок гаража, неудобный диван, пружины которого впиваются в голую спину и бока, пробор с отрастающими русыми корнями. Высматривая Алину на переменах, он так часто представлял ее голову внизу, между своих ног, что происходящее кажется ему сном. Он лежит, боясь спугнуть, проснуться, пошевелиться лишний раз, и только когда последняя мысль уходит и в глазах начинают расплываться красные всполохи заката, видного в круглом вентиляционном окошке гаража, выдыхает.
Алина прыгает на продавленном диване, босые ступни проваливаются в щели расходящегося от старости поролона, положенного на жесткую панцирную сетку. У нее перехватывает дыхание, ей весело, она то валится на подушки, то допрыгивает до потолка, касаясь его руками. На ее ладонях остаются куски зеленой краски. Приходя домой, Алина несет их с собой в кровать, и они собираются в складках простыни.