У матери в магазине телевизор выключают только на ночь: она смотрит все, начиная с первых новостей и ток-шоу и заканчивая турецким сериалом или концертом в честь очередного государственного праздника. Алине приходится по нескольку раз переспрашивать, мать почти не замечает ее.
Алина зубрит неправильные глаголы, они даются ей тяжелее всего, она каждый раз с ужасом ждет конца занятия, когда репетитор начнет гонять ее по длинным столбикам слов.
«Ты куда собралась поступать? В МГИМО, что ли?» – спрашивает Алину подруга матери.
«В пед? Около вас? Совсем зазнается теперь девка, – говорит потом подруга, – тебя перестанет за человека считать, без высшего образования-то. Зря ты ее туда отдала. Кем она будет, училкой в школе? Замуж не выйдет, эх-х-х».
Мать Алины гладит ее студенческий, рассматривает синюю печать. «Первый курс, приняли, приняли на очное, бюджет, первый курс». Алина первая в семье, ни у кого до этого не было высшего: бабушка была неграмотной, дед окончил вечернюю школу, отец – литейно-механический технарь, мать вышла замуж сразу после школы. Мать думает: «Дочь-оторва будет учительницей в школе, англичанкой». Тянет про себя: «Англича-а-ан-ка», как тянули насмешливо ее одноклассницы.
Они просыпаются от сирен, треска, грохота, от едкого дыма, проникающего в гараж. Алина распутывает волосы, он шарит в поисках одежды, они одеваются и забираются на крышу посмотреть, что происходит. Один за другим огонь охватывает пустующие этажи автомобильного завода. Дед тоже вылезает на крышу, впервые на Ваниной памяти, до этого он только гонял оттуда детей. Они смотрят на пожар, как в костер, завороженно, вздрагивая, когда что-то взрывается – может, случайная канистра с оставшимся на дне керосином, маслом, тормозной жидкостью. Пожарные работают всю ночь.
Утром приезжают экскаваторы и сгребают дымящиеся кирпич, стекло и бетон в огромные кучи, давят колесами то, что не забрал огонь. На блестящих тонированных машинах приезжают крепкие ребята в кожаных куртках с перстнями-печатками на пальцах. В цеха они не заходят, стоят у ворот, разговаривают по телефонам с антеннами, размахивают руками. О чем говорят – не слышно, слишком далеко, да и ветер в другую сторону. Кожаные оглядывают округу, провожают взглядами поезд, который вдруг очень громко гудит, будто пытается их отогнать, и тогда их взгляды доползают до гаражей на кромке бывшего завода. Алина ежится, несмотря на наступающую жару, и говорит ему: «Пошли отсюда, мне страшно».