– Гражданин Суровкин, поедете с нами в отделение, – официальным голосом сказал Грановский.
Выйдя на улицу, Зверев покосился на него.
– Думаете, всё, шеф?
– Нет.
Зверев вопросительно посмотрел на Грановского.
– Пускай запишут его показания. Но я почти уверен, что это не он.
– Почему?
– Какой рукой он держал телефон? Левой. Какой рукой в прошлый раз брал чашку? Тоже левой. А убийца орудует правой. Вот поэтому я не торопился со вторым визитом. Видать, парень занервничал, вот и попросил несостоявшуюся тещу помочь немного. Ермолаев-то ведь тоже заметно перетрухнул.
– И чего теперь, шеф? – обреченно спросил Зверев. – Ну, допустим, Суровкин ни при чем. Артур Шишкевич, кстати, предоставил железное алиби на момент предпоследнего убийства. Делал презентацию учебной программы. Как раз в тот день. Нашел по записям в «Вотсапе». Свидетелей дюжина. В то время, когда убили Юмаеву. Стало быть, либо это вообще посторонний, но тогда труба…
– А ты не падай духом. Верь в статистику, – осадил его Грановский.
– Попробую, – вздохнул Зверев. – Ну, либо остались Ермолаев и Гусев.
– Вот пока и будем исходить из того, что это один из них. За отсутствием других вариантов, так сказать. Больше ведь никто не засветился. Ну, можно, конечно, снова поговорить с Ренатом Юмаевым, но…
– К нему тогда?
– Позвоним сперва. А пока…
– Да?
– Как думаешь, что сейчас женщинам дарят?
Зверев удивленно нахмурился.
– У жены моей скоро день рождения. Хочу поздравить, – пояснил Грановский. – Всякие электронные штуковины покупают, но это не по мне. Неживые они какие-то, эти железки.
Грановский поморщился. Ему ни с того ни с сего вновь вспомнился омерзительный стук протеза Фёдора Гусева.
– Ну, если жена, то золото, например, – начал размышлять Зверев. – Подружка говорила, тысяч за пять можно купить. По акции.
Грановский поднимался по лестнице, сжимая в руках букет красных роз, обвязанных подарочной ленточкой. Он только отдаст и молча уйдет. Вместе с подвеской, которую купил по совету Зверева. Шаги давались нелегко. Грановский взбирался, ругаясь на отсутствие лифта, что при обострившемся бронхите было совсем некстати. Как и визит к Ренату Юмаеву. Через силу глядя в пропитанное спиртом лицо, запавшие глаза и едва ворочавшийся распухший язык, Грановский физически ощущал, как его изнутри царапают когти раскаяния. В этом человеке, сломленном убийством дочери, как сухая палка, Грановский увидел зеркальное отражение себя. Вот только его дочь жива и здорова. Грановский позвонил в звонок.