– Давай просто поговорим?
– Не могу. Мой вылет – через десять минут. Посадка уже заканчивается.
– Вера, постой! – крикнул я.
Над залитой солнцем рекой вспорхнули птицы. Шелест намокших перьев слился с негромким колыханием ветра в деревьях на другом берегу. Я почесал сморщенный лоб. В телефоне послышались короткие всхлипывания.
– Я должна идти. Поговорим, когда вернусь.
– Постой, Вера… – в запыленном отчаянием облаке слов, я искал главные. – Мы больше не любим друг друга?
– Не знаю… Я правда не знаю.
Показалось, что весь кислород куда-то исчез. Я открыл рот, чтобы взять побольше воздуха, но не мог решиться даже на короткий вдох.
– У меня сильные чувства к Герману. Я сама поняла это только вчера. Помнишь, я просила тебя помириться? Я сказала, что мне дорог твой мир, но ты не слышал меня. Если бы мы тогда просто поговорили.
– Я не знал, что сказать…
– Ну а Герман вот знал!
Голос Веры наэлектризовался. Она громко сглотнула.
– Пожалуйста, не улетай, – сказал я. – Мы же – самые близкие друг другу люди. Мы сможем все это разрешить!
– Не могу, Ян. Правда не могу.
Вера плакала, плакал и я. Слезы, громко вырывающиеся из самой глубины души, стекали по нашим лицам на разных концах провода в своем собственном ритме. Я вслушивался в звуки, влетавшие в горячее от телефона ухо, и с каждым новым слезным звуком Веры сильнее прижимал кулак к груди. Мир вокруг перестал замечать иные признаки жизни – все сосредоточилось на одном слуховом восприятии.
– Давай просто встретимся, – сказал я тихо, – давай просто поговорим вдвоем, словно никого больше не существует. Мы же – семья. Просто дай нам шанс.
– Прости, Ян, мне нужно идти.
– Не улетай, Вера. Не бросай нас сейчас…
– Я не могу. Я должна уехать и подумать обо всем.
– А как же я?.. Как же мы?
– Я не брошу тебя, не переживай. Пока ты не начнешь зарабатывать на своем писательстве, я буду помогать тебе. Я что-нибудь придумаю. Но сейчас, я должна идти.
Она запиналась, спотыкалась на каждом начатом слоге.
До меня не сразу дошел смысл ее последних слов. Я окончательно перестал понимать, что на самом деле происходило со мной в те минуты. Голова окунулась в горячий пар, и теперь уж и звуки размывались: то приглушенно позвякивали, то прерывисто вибрировали на кончиках ушей.
Я продолжал молить Веру не уезжать. Я говорил о том, что смогу помочь ей во всем разобраться, что любовь и влюбленность – ведь разные чувства. Я уже не мог контролировать слова, и им пришлось самим связываться в простые предложения, разделяющиеся моими хриплыми рыданиями. Но Вера все только повторяла: «Прости, Ян».