Вся его жизнь потеряла смысл, когда он ступил на тихую мостовую. В пасмурной тиши шелеста ветра и стрёкота одиноких сверчков, карета безмолвно покатила прочь, оставив позднего визитёра на пороге своей усадьбы, вернее сказать – судьбы истязательницы.
Всё что ему оставалось это обойти кованную арку, пройти по уютной прогулочной аллее засаженную четыре десятка лет назад рядами стройных лиственниц, представшими сейчас высокими как мачты лайнеров. В воздухе помимо вяжущей чистоты хвои витало что-то неспокойное: всеостанавливающая тяжесть надвигающейся скалы внушая Эйгеру с этого пути незамедлительно сойти. Эта была сила превосходящая жизнь. Сила, гонящая его прочь. Но он не мог ощутить ничего кроме захвативший его разум боли, быстро переросшей в шок. Сила отступала, но напоследок взывала, просила, не приближаться.
Эйгер сделал шаг переступив ощущение неизвестности, таким он определил оберегающее его чувство, но об этом он бы никогда в жизни не догадывался.
Впервые Дименсо оказался сам по себе.
Его родные, друзья, гости и слуги – их обезображенные тела лежали по аллее на пути от особняка, в лучах полночной вечной разлуки. Словно застывшие на небе отражения погибших звёзд.
Эйгер желал прогнать одержимое его наваждение: «Это не может быть. Я сплю. Наверно в пути отрубился». Но словно запоздалый гость, которого забыли пригласить, а то и не гость вовсе, заявился на свадьбу чтобы устроить резню и прямо сейчас, разум Эйгера охватил холод, тело прошибло насквозь словно угодив в звероловную яму, боль парализовала тело болью, когда Эйгер делает новый шаг.
Его пугала мысль вглядываться в лицах мёртвых, ещё недавно разделявших общую радость, чтобы узнать в них ему дорогих людей, что их уже нет.
В нежном, тёплом, мягком свете керосиновых фонарей, тела не могли казаться мёртвыми, но их дорогие наряды трепетали на ветру, словно кладбище прибившихся к скалам кораблей: искорёженные остова, переломленные мачты, разодранные паруса; кровавый свет сверкал равнодушными остывшими бликами утопленных в крови драгоценных камней – символы власти над остальным миром.
Перешагивая мёртвых, пробираясь через неистовство раскромсанной плоти, он замечает знакомые лица, отчего разум прошибает болью смятения: Рэймонд Науч со своей супругой Мелани Науч, их тела – Эйгер обедал у них этим днём, за чашечкой кофе они обсуждали всё и ничего, начиная от никому не понятной политики кроме глав государств до новых способов обработки дерева чтобы повысить его долговечность: подлый удар застиг их, когда они бежали от особняка, а их восьмилетнюю дочь, Кристину, и вовсе не сразу удаётся узнать: её голова была отсечена затерявшись в густой траве… удар пришелся по высоте спин супругов, оставляя сюрреалистичные, словно творение больной фантазии вышедшего из ума художника-креативиста: короткие обрубки-позвоночники, словно прорастающие из плоти, расцветая кровавой кроной медленно орошали кровью их спины.