– Тебе же понравилось, Марин, чего артачишься?
– Не неси чепухи! Лапай своих девок, а со мной руки распускать не смей, понял?
– Ревнуешь?
– Было бы кого!
Я презрительно сморщилась и демонстративно отвернулась, подходя к столешнице. Нажала на кнопку чайника, а сама вся дрожала, чувствуя, как заполошно бьется сердце. Показалось, словно Артем ушел, но нет.
– Не дуешься больше на меня, веснушка?
Он не стал подходить слишком близко, но я буквально позвонками ощущала его присутствие.
– С чего ты взял, что я дулась? – спросила как можно спокойнее, но оборачиваться не стала.
– Ну наверное с того, что ты не разговаривала со мной несколько дней, нет?
– Избавь меня от своих острот. Не хочу даже слышать твой голос.
– А вот это обидно, веснушка. Неужели совсем-совсем не скучала по нашему общению?
– По какому общению, Артем? По тому, где ты меня достаешь, а я от тебя усиленно отбиваюсь? Спасибо, сполна наелась.
– Так и скажи, что просто обиделась на меня и взревновала, в этом ничего такого, Ма-ри-ша, – чересчур ласковое обращение.
– Не называй меня так. И я не обиделась, просто сделала свои выводы и двигаюсь дальше.
– Выводы? И какие же, позволь спросить? – вопрос, заданный вкрадчивым тихим голосом.
Я обернулась, облокотившись о столешницу, и уже спокойно встретила взгляд Грановского-младшего. Он стоял неподалеку, опершись бедром о стол, и сложил на груди руки, глядя на меня довольно серьезным взглядом. Почти никогда у него такой не видела. Пробрала липкая неприятная дрожь, но я передернула плечиком, сбрасывая тягостное чувство.
– Тебе какое дело? Живи своей жизнью, Артем, а в мою не лезь. Я как-то сама разберусь, без сопливых. И твоя “помощь”, – я согнула по два пальца на каждой руке, – мне не нужна. От тебя и твоих друзей моя жизнь вверх дном перевернулась. Так что как только родители приедут, я уговорю их и перееду в общагу, подальше от тебя. И ты не станешь ставить мне палки в колеса, если не хочешь, чтобы они узнали о ночном происшествии.
Откровенно говоря, это не самое большее, что меня волновало. Гораздо неприятнее было увидеть Леру в неглиже, обернутую простыней, чем чувствовать притязания Димы.
– Так вот как ты заговорила, Марина? – глаза Артема прищурились и потемнели. – Я, кажется, сто раз извинился за Диму, ты знаешь, что я этого не хотел.