– Отчего мы уладили сей прием? – внезапно инфантильно разродилось у него.
Флагелия отстранив служанок степенно прошла вперед, позвякивая украшениями сложа длинные ажурные рукава у втянутого коконом корсета стана с хомутами ложившихся лиф, и отодвигая полупрозрачную златую балдахину, кротко уселась у него в ногах. Кровать слегка промялась в близь ложбинки его окопа, а жена нежно коснулась колена перекрашенных ног короля в блеклых лимонных колготках. Он все ещё прострационным взглядом смотрел в никуда, хотя и передернул губой, когда она коснулась его изящными тончайшими пальцами. Его все до всех пронзенных фибр волновал исход сегодняшний аудиенций прикрытой вуалью спонтанного празднества.
– В кой раз ты у меня это вопрошаешь? – лукаво заломила королева, растягивая в ухмылке очаровывающие губы. Позади неё участливо выстроились две заурядные служанки, но обряженные стократ гоже посконных весняков, и это был сознательный каприз королевы, не желающей якшаться с совсем уж доморощенной челядью. Её обслуга выделялась как алмаз среди грязи, но в отместку была коротко острижена, и посему носила чепцы, на затрапезную прокрахмаленную ткань поверх по струнке вытянутых бесформенных прикормленных дородных телес, с белесыми фартуками. Она чаяла, что таким образом, её муж меньше будет на них глазеть, особливо, ежели они разделят его недуг облетевшей густотой головы. Но она несознательно заблуждалась. Кроме неё, ему никто не был нужен уже долгие годы, посему все опасения были пусты.
– Мне непременно стоит вещать с тобой в присутствии прислуги? – весьма безрадостно и скорбно поинтересовался король, измяв лоб в борозды морщинок, пока его блестящие золотом подвески на животе поднимались от усердного набора воздуха.
– Отставьте нас, – мановением одернув изящную кисть, брезгливым контральто приказала Флагения, и, не оборачиваясь, досрочно приняв оголенной спиной низкий раболепный поклон от служанок, продолжая с неподдельной прямотой назидать на меланхоличного вырванного в русло личных обуревающих раздумий мужа.
– Мой отец сберегал этот союз сорок лет, а вслед за тем он почил, и мне не вмочь сплотиться даже с Куиком, коим и босяк бы помыкнул ежели бы им довелось статься наедине, – ипохондрически протянул государь, и опять тяжко испустил процеженных выдох, пытливо взирая на грозное шитое лицо отца, усовещивающее сына неизбывным грозным взглядом исподлобья.