– Прыщи не пройдут! – слабо выкрикнул он, волоча ноги.
Я взял его покрепче под руку, и мы стали спускаться в подземный переход.
– Чего же ты хочешь? – сказал я. – С чем борешься? Ведь эта реклама совсем для других людей делалась, для другой страны.
– Знаю я эту страну, – процедил он, кривя рот. – Страна геев и лесбиянок.
– Ты неправ, – заметил я. – В этой стране можно стать не только геем…
– Но и лесбиянкой! – захохотал он.
– Но и президентом, – докончил я. – Это единственная в мире нация, где людей объединяет общая мечта – разве это плохо?
– Американская мечта! – желчно крикнул он. – Плевал я на вашу мечту! Холифилд с Тайсоном друг другу морду начистили – вот оно, воплощение вашей вонючей мечты. Мечта – это когда один старый, глупый, никому не нужный негр набил морду молодому, глупому, но тоже никому не нужному соплеменнику – вот это и есть их мечта. Да, за это стоило жить и бороться! Вот для чего обживались бескрайние пространства, и была война за независимость!
– Американская культура не исчерпывается Холифилдом и Тайсоном, – оборвал его я. – У них есть еще Мохаммед Али и Шугар Рэй Леонард. А кроме того, Майкл Джексон и Жан Клод Ван Дамм…
Но он уже не слушал меня и не обращал внимание на перечисляемых деятелей культуры. Он сбился с мысли и вдруг забормотал о каких-то похоронах.
– О чем ты, – сказал я. – Какие еще похороны?
– Позавчера умер Леня Ванин, – толковал Петя.
– Кто этот Леня Ванин?
– Поэт. Собственно, как поэт он был говно, зато человек хороший. Жалко, умер. Поэтов хороших сейчас как мух навозных развелось, а хороших людей днем с огнем не сыщешь. Пойдем, помянем покойничка? Он меня на похороны приглашал.
– Как это – приглашал? – я почувствовал, что теряю разум.
– Ну так, еще когда живой был. Сказал, что если я умру первый, он придет ко мне на похороны, А если наоборот, то я чтобы к нему приходил.
– Не знаю, удобно ли выйдет? – засомневался я. – Меня же он не приглашал.
– Так ты же со мной…
И он, взбодрясь, потащил меня на Николо-Архангельское кладбище.
Похороны были бедные, по третьему разряду. Помимо вдовы и нескольких друзей и сослуживцев был еще какой-то третий секретарь правления СП. Он долго говорил о том, какой мощный творческий гений был потушен коварной рукою смерти в самом расцвете и как черным покрывалом скорби покрылась вся многонациональная русская литература. По его словам выходило, что мы если не Пушкина сейчас хороним, то уж как минимум Тютчева. Даже, по-моему, вдова была неприятно удивлена поэтическим масштабом своего покойного мужа. Или, может, мне просто показалось, а на самом деле она просто его не слишком любила.