«Helena», – поправляла она его.
«Нет, Лена!»
«Леной я была в другой стране».
«В какой?»
«В России. Venajalla[7]».
Россия сначала возникла в разговорах. Мама чаще говорила по-русски, бабушка – по-фински, в конце концов тоже переходя на русский. Иногда они спорили на белой кухне с окном во всю стену.
«Была бы учёным», – говорила мама, что-то мешая на сковородке.
«Я уже набылась учёным. Спасибо! – отвечала бабушка. – Мне зарплаты хватало на два раза в магазин сходить. Ты что, забыла, как мы жили? Тань, ну ты как девочка, ей-богу!»
«Зато в экспедиции ездила всё время: Куршская коса, Белое море…»
«Ну и что?»
«Тебе это, по-моему, больше нравилось, чем дома бывать. Я тебя месяцами не видела…»
«Дом у меня здесь…»
Артур слышал это из комнаты, не видя их, но совершенно точно зная: мама сейчас стоит у плиты и жарит картошку, а бабушка сидит за столом и запивает лекарства, которые она достаёт из шкафчика под самым потолком.
«А здесь тебе очень нравилось работать уборщицей в метро?» – снова раздавался мамин голос.
«Нравилось! Мне, главное, нравилось то, что после получки человеком себя чувствуешь, а не скотом, которому всё никак не дадут сдохнуть!»
Они какое-то время молчали, затем бабушка снова вступала:
«Тут и станции, и вагончики такие чистые! Никто специально тебе не мусорит, не плюёт, сиденья ножом не режет…»
«Очень даже режут!»
«Где?! Ну, может, какой-то единичный случай. А у нас же там, помнишь, на входе в метро – окурки под ногами, из урн вечно дым, потому что туда бычков незатушенных накидали?..»
Метро в Pietari[8], куда Артура иногда возили к прабабке Сусанне, казалось ему подземельем из какой-то сказки. Туда нужно было долго-предолго спускаться мимо больших фонарей, и хотелось, чтобы поезд, выныривающий из тоннеля, отвёз ещё дальше, в большое подземное царство, где всё не так, как на белой кухне с окном во всю стену. Из всех этих ненароком подслушанных разговоров Артур понимал: Хелена не любила Россию и была счастлива, что больше там не живёт. А вот мама, наоборот, с радостью ехала в Pietari, и, кажется, ей жаль было возвращаться оттуда в Хельсинки. Так что вскоре она взяла пятилетнего сына и уехала в Pietari насовсем. «Возвращаемся», – говорила она. Артур уже плохо помнил, что было до, а что после: возвращение или смерть Хелены. «Бабушки нет, – однажды сказала мама. – Зато у тебя есть Сусанна». Кажется, это было уже на Комендани, которая была бесконечно огромной, как сам ветер и небо. Но в то испепеляющее лето ветер был жарким, а небо – яркоголубым, словно на детских рисунках. Где-то что-то горело, и Сусанна наглухо закрывала окна. Потом довольно быстро возник Семён – высокий, под потолок, широкоплечий, с большими руками. Встанет в дверном проёме – и целиком закроет его собой. Мама ему от силы по грудь. Подойдёт, уткнётся в его пиджак – вот оно «как за каменной стеной».