Орайя
Каждый день, когда я открывала глаза, еще не успев перейти из мира снов в мир яви, в эти туманные мгновения я ощущала отца живым.
Я дорожила ими. Ночные кошмары тускнели, готовые смениться угрюмой реальностью. Я сбивала шелковые простыни, переворачиваясь на другой бок и вдыхая знакомые запахи роз, благовоний, камня и пыли. На этой кровати я спала почти двадцать лет. Эта комната всегда была моей – в замке, где я выросла. А Винсент – мой отец и король ночерожденных – был жив.
Но стоило открыть глаза, как я получала неминуемый жестокий удар – мое ясное сознание всякий раз напоминало, что отец мертв.
Драгоценные секунды перехода от сна к бодрствованию были лучшим временем дня.
А худшим был миг, когда возвращалась память.
И все же оно того стоило. Я спала при всякой возможности, только бы вернуть эти особенные секунды. Но нельзя остановить время, как нельзя остановить смерть.
Я старалась не замечать, что этих дорогих мне секунд с каждым пробуждением остается все меньше.
Сегодня утром я открыла глаза, но чуда не произошло. Отец был мертв.
БУМ! БУМ! БУМ!
Кто бы это ни был, стучавший явно начинал терять терпение.
Кто бы это ни был.
Я знала, кто стучит.
И не двигалась.
Просто не могла шевельнуться – горе словно тисками сдавило все тело. Я сжимала челюсти: плотнее, еще плотнее, пока они не заболели. Пусть бы даже треснули зубы. Костяшки пальцев побелели в тугих кулаках. В носу стоял запах дыма. Ночной огонь – моя магия – рвался наружу, стремясь поглотить меня целиком.
Стук разбил мое хрупкое сокровище: эти туманные моменты, где все было так, как прежде.
Я выскользнула из сна. В разум клеймом впечаталось зрелище искалеченного тела Винсента. И во сне я видела отца окровавленным и мертвым, как в те, последние мгновения его жизни.
– Просыпайся, принцесса!
Даже плотно закрытая дверь не могла заглушить этот голос, он гремел на всю комнату.
– Я знаю все твои кошачьи уловки. Думаешь, сомневаюсь, что ты проснулась? На твоем месте я бы открыл. Если понадобится, вышибу дверь.