Эх, да только бы санки раздобыть, как те, что у него были в детстве в родном Лионе, а уж юный маркиз Франсуа де Виллеруа – мог обогнать любого в гонке вниз по заснеженному холму! Любой, даже самый крутой, спуск был по плечу королевскому пажу, да и сани ему не так уж и были нужны для преодоления крутых виражей. На худой конец, можно прокатиться и верхом на деревянной доске, если знать, где раздобыть её. Добрые тётушки-прачки охотно одалживали юному пажу одну из тех гладко оструганных досок, при помощи которых они полоскали бельё на специальных мостках, что были выстроены вдоль берегов Сены.
И если день был погожим и солнечным, даже если мороз и пощипывал за нос да разрумянивал щёки, Франсуа де Виллеруа, как и любого другого парижского сорванца, будь то паж королевы, придворный, ординарец, простой слуга или посыльный из лавки, следовало искать на холмах у набережной Сены. Так было бы и в тот памятный день, когда у юного пажа выдалось свободное от службы в приёмной королевы утро. И если бы не два сверхважных и сверхсекретных дружеских поручения, то Франсуа со счастливым сердцем и совестью чистой, как свежевыпавший снег, покорял бы крутые холмы с самой зари весь день напролёт вплоть до вечерней переклички во дворе особняка Виронье, где располагался Корпус Королевских пажей.
Разбушевавшаяся ночью метель уже улеглась, и на улице, ведущей от дворца к кварталу Марэ, всё было так, как и всегда: народу ни больше и ни меньше, чем в любой другой день. Все спешили к Гревской площади, где раскинулись шатры и балаганы праздничной ярмарки, или уже возвращались с неё, неся свёртки с купленными подарками и корзинки с ещё горячими, только что с огня, угощениями. Вокруг, помимо обыденной суеты, царило предпраздничное настроение: в преддверии праздников парижане предвкушали невиданные щедроты от королевского двора.
И только Люк Жёди, камердинер юного маркиза де Виллеруа, против обыкновения выглядел хмуро и спешил вовсе не за тем, чтобы поглазеть на актрис и танцовщиц в ярких балаганчиках и угоститься горячим вином со специями. Настроение у него было прескверное с раннего утра, когда, помогая маркизу переодеться после несения ночного караула в Лувре, он пожаловался на кошмарный сон, мучивший его в ту ночь. Позднее, проведав, что, вместо усердного штудирования латыни, маркиз сбежал на дворцовую набережную в компании таких же, как и он, прогульщиков уроков Леона Данжюса и Анри де Труайя, верный камердинер почувствовал, что ночной кошмар грозил воплотиться наяву. Наспех облачившись в зимний кафтан и накинув на плечи подбитую мехом накидку, он поспешил на поиски юного шалопая, чтобы успеть вернуть его к занятиям, пока тот не угодил в какое-нибудь приключение. В том, что на бедовую голову обрушатся громогласные тирады от надзирателя господина Мальфлёра, можно было не сомневаться, как и в том, что самому Люку достанутся распекания и выговор от отца юного бедокура, герцога де Невиля, который вот-вот должен был вернуться из инспекционной поездки в Лион.