Я вник в эти слова. Мирай счастлива, когда я рядом. Правда ли это? Весь тот разговор она то и дело сидела с лицом-пионом, вторя мне как гостю. Что могло всё это означать? А почему я вообще задавался такими вопросами? Всё же было и так видно как на ладони. Чего я себе голову ломаю попусту… Всё правильно говорит Рой Прайс.
– Понимаю, – кивнул я, и краска с моего лица постепенно начала сходить на нет.
Мирай это заметила и тоже постаралась успокоиться. Далее весь обед продолжался в неспешном темпе, покуда не завершился, и у нас с Мирай снова появилось свободное время. Мы захотели сходить прогуляться по округе. Тепло одевшись, вышли из дома и направились знакомиться с поселком.
На улице было пусто. Ни души. Казалось, такое тихое место я наблюдал впервые в жизни. Снег тяжелым грузом оседал на крышах и в свете солнца ослепительно блестел, словно серебро. Вдох и выдох – и на душе легко. Вдох и выдох – только мы вдвоем. Я да Мирай. Что может быть прекраснее?
Сначала мы шли по маленькой тропинке, обволакиваемой морем снега, а затем перешли на основную дорогу, что стискивали минималистичные домики по обе стороны. Долго мы двигались молча. Оба внимали звукам природы, оба всматривались то в пустоту, то в домики, то в голые серые деревья. И на уме у обоих что-то вертелось. Лично у меня – выбор тем для разговора и желание раскрыть рот. И пока язык мой готовился к началу диалога, взгляд то и дело следовал за маленькой фигуркой чуть впереди. «Я влюблен, – повторил себе я. – И что же делать? Когда признаваться?.. Может, день рождения не есть лучший повод?»
В итоге я настиг Мирай и спонтанно промолвил:
– Улыбнись-ка, сестра!
И сразу же пожалел об этом. В голове тут же начался шторм, безжалостно перемалывавший мозг в кашу. Лицо мое преисполнилось мрака, сам я по какой-то причине начал идти быстрее своей подруги. Обогнал ее. Она всё еще была в легком удивлении от сказанного мной. А через пару секунд ласковые слова так и слетели с ее губ, заставив улыбнуться и меня, и ее саму:
– Я улыбаюсь, братец!
Однако мы словно поменялись ролями. На сей раз в моей улыбке не было искренности. Я отчетливо осознавал, что сморозил глупость. И клял себя всеми возможными проклятиями, которые только знал. Но… ничего плохого-то не случилось, так ведь? Мы оба улыбались, на лазурном небосводе, как будто бы робкими мазками краски, были налеплены пара-тройка облачков, летящих совсем рядом друг с другом и образующих что-то наподобие губ; ветер не давал о себе знать, да и эта тишина, ласкающая уставшие от городского рокота уши, – откровенно говоря, сама Вселенная твердила, что всё просто чудесно. Однако души наши… наши души ярчайшим контрастом выделялись на фоне причудливого великолепия дня. Они были неспокойны, непокорны и как бы