По всей обстановке тогда выходило, что противник начал планомерно наступать и продавливать нашу оборону с её флангов и тыловых районов. Хотя и флангов тогда как таковых не было, вся разграничительная линия представляла из себя разряженные участки местности, которые по большому счёту никто не контролировал. То же самое можно было сказать про блокпосты и тыловые посёлки, которые если и контролировали, то совершенно необученные подразделения из состава народного ополчения. Их уничтожение отсекало нам все возможные пути снабжения, поэтому в тот мартовский вечер отходить к своим по уже накатным маршрутам мы уже не могли, потому что никто не знал, что нас может ожидать впереди. По сути, происходил хаос и полная неразбериха, именно поэтому мы и пошли в обход, через заснеженные поля и лесопосадки, минуя главные дороги.
Первый же километр этих рыхлых снегов для меня закончился большой одышкой. Когда я только прошёл несколько метров от оставленного нами танка, то уже успел заметно обессилеть. Во многом не играли на руку моя загруженная экипировка и болтавшийся из стороны в сторону медицинский рюкзак, который вертелся из-за слетевшей с карабина лямки. Всё, что висело и держалось на мне, было тяжёлым и очень неудобным. Изначально к каким-то длительным переходам я не готовился, поэтому ни сноровки, ни какой-либо подготовки, да и, можно сказать, выносливости у меня не было. На руку ещё не играл и тот факт, что до нашего отступления у меня стащили хороший бронежилет от раненого, поэтому мне пришлось на себя надевать старый кевларовый. В силу того, что на последнем не было бронеплиты на спине, я нашёл схожую по комплектности и вставил её в заднее отделение своего медицинского рюкзака, полагая, что если я его буду носить как положено, то он хоть как-то сможет прикрыть мою спину. Вот только как я ошибался, потому что эта плита создала такой дополнительный вес, что мне её сразу же пришлось выбросить. После того как её извлёк, завязал шнурки и принялся догонять своих.
Вечер ещё не успел погрузиться в ночь, поэтому на несколько метров вперёд можно было ещё различить не то чтобы силуэты, но даже и отдельные лица знакомых. А лиц этих столпившихся было очень много, отходили действительно какой-то неорганизованной толпой. Одни рванули вперёд, другие за ними не поспевали, в итоге по команде всех остановили и в течение какого-то короткого времени стали принимать решение. Я находился впереди, вместе с присевшей группой контрактников, а позади нас находились офицеры, вместе с полковником и каким-то высокопоставленным генералом. Последние о чём-то недолго разговаривали, скорее всего, они определяли наш дальнейший план действий, после чего установили, что впереди должен идти дозорный отряд разведчиков, а позади – остальная часть группы. Как только стали выдвигаться, то сразу же среди общей массы произошло деление и какая-то размолвка: одни отказались идти с нами и пошли налево, по другому маршруту. Было видно, как от нас отделилась группа, в адрес которой ещё что-то очень громко кричали, правда, было это бесполезно, потому что те врубили самодеятельность и пошли каким-то своим путём. Но тогда, по правде сказать, была такая обстановка, что заниматься какими-то выяснениями и разбирательствами времени не было – пошли так пошли. Через несколько минут в их стороне началась какая-то беспорядочная стрельба, полетели трассёры, начали раздаваться какие-то непонятные крики. Многие из нас в замешательстве смотрели в ту далёкую бурлящую темень, которая и без того добавляла уже появившееся чувство напряжения и растерянности. Мы тогда ещё не прошли и километра, а многие из нас были уже в замешательстве.