Второй муж тоже был старше Клары. И когда он умер, его родня просто выгнала вдову из дома. К тому времени она накопила немало добра. Ничегошеньки ей не досталось, козу только тайком увезти смогла, да и та в лесу долго не протянула. Родня мужа подкупила старосту, и тот не позволил бедной женщине остаться в селе, где ей, возможно, и удалось бы найти приют у друзей.
Клара сама немного ведала магию и могла бы постоять за себя, но обе невестки пользовали черное волшебство и наверняка скоро навели бы на нее смертельную порчу. Вот и пришлось уносить ноги.
– Неужели управа на них не нашлась? – возмутилась я.
– Нашлась, – старушка оглянулась и странно на меня поглядела. – От тебя и нашлась.
Вот сейчас как выяснится, что я тиранию проявила и бабушку обидела! А я в густом лесу с еще крепкой шустрой старушенцией и ноги еле волочу. Один раз приложит бревнышком – и ага.
– Ты, Моргатушка, меня приняла в своем замке, выслушала, правду мою разглядела и велела беззаконников наказать плетьми и выгнать, а их подельниц обезмажить.
– И что? – затаила дыхание я.
– А ничего. Приказники не успели до старосты повеление донести. Белоснежка в замок вернулась, по ее приказу схватили тебя – и в темницу, – Клара тяжело вздохнула.
Вот с этого места хотелось бы поподробнее, но не сейчас, голова кружится.
– Извините, не помню, – призналась я. – Мне, наверное, память отшибло.
– Так обезмаживание всегда памяти лишает, кого больше, кого меньше, – пожала плечами Клара. – Вот мы и пришли, заходи, гостья, грейся, а я еще раз на тракт сбегаю, соберу там… чего-нибудь.
– Оружие только не берите и личные ценности, – посоветовала я, разглядывая залитую льдом, засыпанную снегом хижину из палок и глины. – По ним нас легко отыщут.
– Знаю, – бабуля улыбнулась с видом опытного мародера и исчезла в чаще.
… Внутри хибары, к моему удивлению, поместились очаг, полки, гончарный круг и самодельный стол из чурбана. В углу валялась куча тряпья, видимо, спальное место Клары.
Глория отправилась в пристройку, где когда-то жила коза. Тепло проходило туда поверх перегородки, и я перестала волноваться за коняшку, слыша, как она, пофыркивая, жует сено и булькает водой из деревянного ведерка.
В хижине было довольно уютно, а вой поднявшегося ветра за ледяными окошками лачуги напоминал, какой опасности я избежала. В очаге тлели угли.