– Вот ключ. Теперь он твой. – торжественно объявил ей Менелай. – Бери, что так смотришь,Елена? Я тебя очень люблю и доверяю тебе. Хочу, чтобы моя семья отныне не нуждалась ни в чем.
И снова начал обниматься, слюнявить ей лицо, в грудь тыкаться, за задницу хватать – благо не видно из-за занавески гостям, какие нежности творятся прямо у них под носом.
– Скажи служанке, пусть купит мяса, купит все, что нужно. Пусть готовит пир.
– Сейчас – освободилась из объятий мужа Елена.
Пока она давала распоряжения Эфре, сам Менелай увещевал гостей.
– Дорогие мои добрые друзья Эней, Парис, отдыхайте. Я счастлив принимать вас у себя. Мой дом вам рад безмерно. Вино для вас. Попозже угощенье будет. Супруга готовит бесподобно. Немного нужно подождать.
– Да не вопрос – те отвечали.
Менелаю не терпелось. Он поджидал жену пока та провожала Эфру, и сразу приобняв, ей прошептал:
– Пойдем…
За их подъемом по лестнице, не отрываясь, наблюдал Парис. Менелай шел за женой, рукою то и дело хватал ее за задницу. Что было вообщем то неудивительно. Год без женской ласки – Менелай соскучился, ему Елена снилась в самых откровенных снах. Сам себе он обещание давал, что все изменится. Он будет нежным, ласковым и чутким со своей женой. Он боготворит ее. Близость с ней так для него желанна, сладка и так нужна, что он готов стараться все прихоти ее исполнить. Все для нее. Сейчас, когда запах ее тела был так близко, что сводил его с ума, столь долгое ожидание сыграло злую шутку с Менелаем. Он желал немедленно, прямо сейчас с ней близости. Гости не помеха. Подождут, никуда не денутся. Пусть пьют вино внизу. Он быстро управится. Менелай тотчас позабыл все обещания, данные им самому себе о нежном отношении к супруге. Из головы все повыскакивало разом. Елена, зная мужа, не ожидала каких то новых нежностей, другого обращенья с ней. Но ощущала на себе все время пристальный взгляд того красивого молодого парня. Ей было стыдно, что чужой человек является свидетелем бесцеремонного с ней обращения, и все же шла по лестнице, подгоняемая мужем, что порывисто дышал ей в ухо, беспрерывно хватал за задницу, шептал:
–Елена, я так соскучился, скорей идем…
Парис ерзал на лавке, едва не вскакивал, смотрел им вслед, прекрасно понимал – сейчас она целиком во власти мужа, тот в своем праве, но как он может так бесцеремонно лапать такую женщину, словно тот вел ее на плаху, не иначе. Парис негодовал, готов был бросится на Менелая, перекрыть им путь – но вынужден молчать и делать вид, как будто ничего не происходит. Этот Менелай даже не понимает, чем пользуется. Как она прекрасна. Но вынуждена терпеть такого грубияна рядом с собой. Это вопиющее безобразие происходит в таком убогом нищем месте, как эта Спарта. Настоящая дыра. Нет, так не будет больше. Парис так долго искал ее, прошел огромный путь, и вынужден сейчас наблюдать, как другой ведет Елену, будто на закланье. Ты и мизинца ее не стоишь, Менелай – хотелось крикнуть на весь зал. Да что там зал – на целый мир. Однако Парис молчал. Лишь думал, глядя вслед уходящей паре – Последний раз ты пользуешься этой женщиной, последний, даю слово. Наполненная чаша расплескалась в его руках. В тот самый момент дверь их спальни распахнулась. Через миг Елена лежала на спине, а Менелай боролся с ее туникой – задрал, скомкал, желая обнажить все сразу. Наконец справился, развел ей ноги, уставился на прелести жены, глотал слюну от нетерпенья, сжал больно грудь Елены и погрузился в нежные глубины прекрасной женщины. Довольно крякнул, изливая, что накопилось за целый год вынужденного воздержания. Ему хватило двух минут. Затем довольный, поднялся.