Все эти редкие моменты заканчивались одинаково: символы потреблядства оседали в единственном ломбарде Тёмного, а отчаяние оставляло свой след на лице физика. Глаза краснели. Под ними расползались мешки трупного цвета. А нижнюю часть лица покрывала трёх-четырёх-пяти-дневная небритость, которая постепенно растягивалась во времени. И без того жёлтые пальцы желтели ещё сильнее…
Егор, глядя на медленное самоубийство преподавателя, испытывал странную смесь жалости, грусти и мотивации к саморазвитию. Хотелось роста.
Николай Николаевич, впрочем, был неплохим учителем. Егор вообще ничего не понимал в физике, но на тройку объяснения «Николаича» вытянуться помогали. А большего, ни Егору, ни его отцу и дяде не надо было, хотя и хотелось.
Но от школьной духоты качества физика спасали не полностью. К царице естественных наук седьмым-восьмым уроком (как, по сути, и к любому другому предмету, которому не посчастливилось оказаться последним в моменте одного учебного дня…) Егора захватывали перманентное опустошение, вселенская скука и стокилограммовая усталость. От формул на доске и объяснений Егора отвлекали вороны за окном и юбка Насти Глуховой. Ох уж эта юбка в складку!
Звонок. Как сигнал к побегу. Или как сигнал к заточению в интеллектуальной тюрьме. Знаете, словно проржавевшая дверь захлопывается перед носом. Один и тот же звук, обозначающий такие разные вещи.
Егор в этот день решил сэкономить деньги – чтобы у того, кто придумал ограничение поездок по школьному проездному хер во лбу вырос! Поездки закончились. Тратить деньги на проезд и пополнение не хотелось – их было мало. И Егор пёрся домой, распинывая камни и мусор. Вокруг разворачивался бытовой полдень четверга. Впереди – сраная пятница. Позади – большая часть очередной учебной недели.
Октябрь выдался промозглым. Люди – кто во что горазд – боролись с холодом, адаптируясь к новым климатическим условиям. Мимо Егора, то и дело, проносились женщины в тёплых демисезонных куртках кремовых оттенков. Или храбрящиеся, понтующиеся хладнокровностью подростки в рубашках с закатанными рукавами. Впрочем, их выдавала дрожь, и оглушительный (в первую очередь для них самих) стук зубов.
Егор не заметил как дошёл до своего района. О нагрузке напоминала лишь тяжесть знаний (портфеля), да кровь, согревающая организм.