– Да-а-а-а, блять! – сказал Максим. Он с ненавистью пинал каждый камень, попадавшийся на пути.
– Ясен-красен, они нам не верят.
– А ты бы сам поверил? – спросил Данил.
– Да хуй знает! Но разобраться бы хотя бы попытался.
Парни посмотрели на белую газельку, покрытую пылью, с шумом полуисправного двигателя пересекающую линию пешеходного перехода.
– Вот в такой рухляди и ездят полные психи, – выдал Егор.
– Да брось ты! Ещё скажи, что каждый фургон принадлежит какому-нибудь маньяку, похищающему людей.
– Как бы те сказать… Не каждый владелец стрёмного карцера на колёсах – маньяк, но так сложилось, что большинство маньяков водят какой-нибудь гроб на колёсах, сечёшь?
Выпал первый снег. Слишком тонкий для снежков слой покрыл перемороженную грязь.
– Скоро по заброшкам не походишь. Да и из-за снега хрен разглядишь почву, – говорил Макс.
– Может, оно и к лучшему… Мне вообще поднадоело. Нихера не нашли, только время потратили, – говорил Егор.
– Да, мать мне запретила шлятся по малолюдным местам. Некита так и не нашли… – сказал Данил. Он что-то вырисовывал в блокноте.
– И чё, мы просто спустим этим обсосам? А что если они с животных на людей перейдут? Это же просто психи ебанные. Вот, Серый (полуобщественно принятая кличка Егора), ты сколько всего про разных маньячил прочитал? Сколько их историй начинаются с живодёрства?
– Многие. Им в детстве внимания не хватало, вот они и привлекали его как могли – говорил Егор.
– Вот! А я о чём! Вот оно, блять! Наш клиент или клиенты – недолюбленные квартирные тихони, сечёте?
– Так и я, получается, подхожу, – сказал Егор.
Повисла пауза.
– Не, кабанья голова, это, конечно, стрём, но я не думаю, что ты психопат-живодёр. По крайней мере, гоню такие мысли к хуям собачьим, – сказал Макс, – но присматриваться к тебе буду. Смотри у меня! Увижу маньячество – наваляю. Усёк?
Парни посмеялись. Егор взгрустнул. Его как-то не привлекало насилие, не смотря на то, что он к своим, четырнадцати с небольшим, годам пересмотрел и перечитал устрашающие количество жутковато-фриковатых историй. Насилие всегда казалось ему не настоящим. Этакая приправа для «остроты». Но события последних месяцев заставили его по другому взглянуть на все эти ужасы из масскультуры и реального мира. Теперь он считал, что насилие – дрянь.
– Дерьмо! – сказал Егор.