А потом, интереса ради, скучным вечером все же посмотрел пару фильмов оттуда. Даже нашлись силы и повод ехидно порадоваться за корейцев – их сценаристов так припечатало собственной историей, что хочешь не хочешь, а напишешь. К ночи, закончив, он погуглил, почитал крохи исторической правды и бросил это дело. Стало жалко потраченного впустую времени. Жалко без грусти, просто свербящим фактом: эти же самые несколько часов он мог потратить на себя. И эта незлобная колючая досада ударила вдруг сильно и больно, под дых. Едва не отшвырнув блокнот, в который записывал показавшиеся занятными сюжетные ходы, он кинулся к ноутбуку, открыл вордовский файл. Про себя. Про того себя, который только что бездарно и тупо сквозь пальцы пропустил свое же собственное, взятое в кредит время.
Хватит притворяться, что все хорошо.
Впервые К. Б. захотел писать под своим именем.
В узких кругах она была известна под инициалами Беспалова Т. В. Иногда, когда речь заходила о родном вузе, хватало даже фамилии. И это было неимоверно круто.
Столь же круто, впрочем, устроилась вся вселенная вокруг Беспаловой. Ей несказанно повезло во всем, в чем только может везти, так казалось со стороны. Любимое дело, любимый человек, полное довольство и ни единой плохой новости, что еще надо для счастья. Она же не заморачивалась вовсе. Счастье – глупое слово, экзистенциальная категория. Экзистенциальное сейчас модно, разве что смысла в этом экзистенциальном ни на грош.
Ее просто все устраивало.
Обыватели-идиоты не ценят своего счастья. Жизнь удобна и хороша, независимо от того, насколько ей заморачиваться. Беспалова успела перебрать многое – и бедность, и тупость, и безнадегу, и ни от чего, по-хорошему, не страдала.
Отец работал на железной дороге, балагурил, матерился и пил, и руки у него тряслись так, что не мог ложку донести до рта. Не от водки – а потому что в машинном отделении электровоза с таким грохотом и усилием проворачивались агрегаты двигателей, что эта дрожь приживалась в руках намертво. Мать, учитель, громкая и строгая с чужими детьми, становилась дома тихой и ласковой, с усталой улыбкой каждый вечер накрывала на стол и сжималась молчаливой тенью в уголке. Она, как и отец, хотела доченьке лучшей жизни. Больших денег, настоящего, а не подложного, семейного счастья.