– За правду не рубят, – задумчиво ответил Констанций. – По крайней мере, пока всю её не вытянут. Почему ты называешь мой меч убогим? Он сделан в испанском Толете, выкован искусными кузнецами. И металлурги там славятся на весь мир. Объясни, чем они хуже индийских, если ты профессионал, если правда за твоими словами?
– А ты поймёшь, ты же не металлург? Ты хоть знаешь, что такое тигельная сталь? Именно тигель сохраняет свойства металла, заказанные изготовителем. А в твоём туалете железо выплавляют на кострах, как во времена мамонтов!
– Сурханд, – задушевно сказал Констанций, – не забывай, что тебя прислали сюда только для того, чтобы испытать на тебе, как действует стрела, пропитанная соком молочая. И только я, узнав о твоей военной специальности, попросил командование пощадить тебя. В надежде на то, что ты прояснишь кое-какие технические нюансы персидского метательного оружия. Понял суть дела?
– Понял, начальник. Как только вы узнаете всё, что вас интересует, вы нашпигуете меня молочаем. И какой мне резон выдавать вам эти нюансы?
Сурханд замечательно говорит по-латыни, только с очаровательным восточным акцентом. Причём под акцентом подразумевается не только произношение, но и построение фраз.
– Нет, Сурханд, ты не понял. Ты до сих пор не корчишься от боли только благодаря моему интересу к тебе. Давай сразу выясним: этот интерес чем-то оправдан, или мы прямо сейчас переводим тебя в барак для подопытных.
– Давай, начальник, думать вместе. Персия и Рим сейчас не воюют, меня захватили в Кавказской Албании. Более того, наш шахиншах Шапур – да восславится его имя в веках – женился на дочери римского императора Аврелиана. Так почему бы нам не посотрудничать в сфере защиты наших великих держав?
Вечером, когда уже стемнело в лагерь прибыл обоз, доставивший рекрутов.
А на следующее утро Констанций уже прохаживается перед строем новобранцев, ещё пахнущих сеном и парным молоком и не пропитавшихся ароматами лагеря. «Ароматами» – это не насмешка и не ирония. Римские солдаты были помешаны на парфюмерии, духа́ми тогда поливали даже лошадей. А Наисский лагерь был вынужден благоухать ещё сильнее, учитывая последствия событий годичной давности.
Трибун пристально всматривается в новые лица призывников, он повелитель ситуации. Захочет – заговорит прямо сейчас, захочет – ещё помучает их напряжённым ожиданием. Наконец, он нарушил тишину.