– Эй, браток! Не спеши, а то успеешь!
Нас догнал мой давешний знакомец, одет он был в форму пехотного старшины. Он подставил свое плечо Дремову, и они пошли вперед. У них получалось гораздо лучше, да и я почувствовал себя увереннее и старался не отставать от них. Пока что это мне удавалось. А на школьном дворе уже вовсю кипела работа. Непрерывно подъезжали и отъезжали грузовики и конские повозки, увозя тяжелораненых на вокзал, а по дороге тянулась вереница людей, идущих пешком. Вероятно те, кто мог ходить, решили добраться до санитарного поезда своим ходом. А фронтовая канонада доносилась все ближе и ближе. Старшина прислушался и сказал:
– Километров пятьдесят отсюда. Скоро немчура может и здесь появиться. Ну что, похромали дальше?
Только мы собрались идти, как во дворе появилась «эмка». Легковушка подкатила к самому крыльцу, из дверей школы вышел особист с двумя автоматчиками, они уселись в машину и укатили. Старшина плюнул себе под ноги и пробурчал что-то нечленораздельное. Мы с Дремовым переглянулись. Да, фрукт этот энкаведешный особой симпатии у раненых не вызывал. Мы потихоньку пошли вперед, но через некоторое время старшина не выдержал:
– Надо же, сволочь какая, хуже Гитлера!
– А ты чего, старшина, с Гитлером на короткой ноге, что ли?
– Да ну его! Это же я так! Еще и трибуналом грозился. Теперь вот на вокзал покатил, и в поезде покоя не даст, поганец!
Он внезапно остановился и угрюмо посмотрел на нас:
– Ребята, а вы того…?
– Не боись, старшина! Все мы здесь такие, одним миром мазаны. Пошли дальше!
Немного погодя Дремов спросил:
– Давно воюешь, старшина?
– Два месяца уже, по мобилизации призвали.
– А ранения где получил?
– Там и получил, на передовой.
– А особист чего пристал?
– Самострел подозревает. Делать мне больше нечего, как самому себя калечить. Это и немцы могут сотворить, с толстым удовольствием.
Дремов, с деланным равнодушием, протянул:
– Ну-у! Тебе-то легче, старшина.
– Почему это? А вы что такое натворили?
– А мы с той стороны притопали. Так что за нас этот Дубонос взялся всерьез.
Так мы потихоньку и двигались к вокзалу, но Дремов начал уставать, и ноги у него стали заплетаться. Признаться, я тоже выдохся, но вида пока не подавал. Я даже попытался пройти без костыля, и это мне удалось, боли особой не было. Значит, действительно, пуля только дырку сделала в мясе, и она скоро зарастет. А вот с рукой дело гораздо хуже, временами вступала такая дикая боль, что даже в голове мутилось. Ничего, в тылу вылечат, еще схлестнемся с немцами, гадом буду!