– Ты сегодня какой-то не такой. Неужели нельзя было…
– Прости. Я сам знаю, что не то ляпал…
– Я не об этом. Не о твоих родичах. Неужели не мог поддержать Михалыча, он вот сейчас пошел к себе и наверное, опять пить будет. Бутылку взял… ну да, прихватил. А ты мог бы мне помочь.
– Как?
– Да как угодно. Знаю, праздник непростой, все равно приходится пить, но ты же видишь, знаешь, я не умею утешать, да, вот не умею, не знаю, как лучше и что сказать. А у тебя получается. Сходи к нему. Договорились?
Я кивнул. Она поцеловала в щеку, прижалась. Лишь чуть мы посидели, обнявшись, потом Оля отстранилась, стала убирать посуду, кивнула мне: сходи. Я подошел к ней, стал напрашиваться на другое, но она оказалась непреклонной. Пришлось выйти и поскрестись к Михалычу. Тот открыл.
Бутылка стояла непочатой на столе, кажется, он просто лежал на кровати, а сейчас поднялся, встречая гостя – с красным лицом, смятыми, растрепанными волосами. Парадную рубашку с синими цветочками он снял, остался в майке-алкоголичке и молча смотрел на меня. Потом спросил:
– Не дала, выходит?
Я кивнул. И тут же, во избежание новых вопросов, опережая их, спросил сам:
– А кто такой этот Вальтер Ляйе? Ты его поминал час назад.
Михалыч пристально посмотрел на меня. Потом сел на кровать и хлопнул по продавленному креслу напротив стола.
– Садись, – вздохнул. – Просто хороший человек. Или еще что-то надо сказать? Выпьешь?
– Нет. Просто расскажи.
Он посмотрел на меня, потом в окно, снова на меня и на дверь.
– Странно мы с тобой жили. Да, конечно, соседи по коммуналке, привет-привет, куда еще. А вроде и делились чем-то, вместе отмечали праздники. Друг про друга ничего не знаем, только то, что есть. Никогда не рассказывали, ни ты, ни я. Вот только она появилась, порядки поменяла, – «она», это, понятно, Ольга. – И то не до конца. Вы с ней тоже в бирюльки все играетесь. Уж давно расписались бы. А как будто боитесь. Не знаю, чего.
Я молчал. Михалыч долго смотрел в сторону двери, потом продолжил с новой строки:
– Ладно, ваше право. Сходитесь, расходитесь.
– Честно, не понимаю, почему тебя это так волнует, – не выдержал я. Хотел говорить о другом, но новая порция попреков дворника не дала. – Как будто новые соседи тебе милее будут. Будто уже знаешь, кто наши комнаты займет.
– Да мне все равно, что за соседи. О вас подумал, ведь, подходите друг дружке, сами понимаете, а сойтись… как будто ждете чего. Ладно. Лучше я про другое говорить буду. Это вам в зубах навязло.