Она очень боялась крыс. А мне было не страшно. Наверное, потому, что чаще неё стоял в углу. Было в нашей семье такое наказание за проступки. Видимо, партийный наш отец хотел воспитать из детей советских патриотов. В новом доме дети в первый раз получили такое наказание. За то, что собственными руками во дворе сложили из кирпичей печку. Чтобы родителям было сподручней варить на свежем воздухе душистое пойло для свиней. Но едва ребятня разожгла в печи огонь, приехал на обед папа. Наверное, подумал, что оболтусы хотят сжечь деревянные дома вокруг, и тут же загнал виновников в угол. Поел и опять уехал на работу. Дети покорно стояли в углу через простенок и молчали. А наши сверстники из рабочих семей смотрели на это в окно, кривлялись и строили рожицы. Смеялись и дразнили за то, что мы не способны покинуть пост и выйти на улицу. Ведь отец уже уехал. Но дети безропотно исполняли наказание до возвращения родителей.
Позже, когда переезжали на очередное место службы отца, первым делом бежали в новый дом занимать угол. Чтобы там ничего не стояло. Чаще наказывали сынка. Когда папа ставил сына в угол и уезжал на день, сестра украдкой приносила табуретку, чтобы затёкшие ноги арестанта отдохнули. Облегчённо садился, а сестра стояла на страже. Жалела младшего братишку…
Мальчишки росли детьми природы.
Круглыми сутками оставался, как и соседские пацаны, брошенным на произвол судьбы вечно занятыми на работе родителями. Едва дождавшись окончания уроков, орущая ватага стремглав неслась в лес. Желудки мгновенно насыщались ягодами, дикой морковью, а ранней весной и «кисляткой». Так в лесных территориях Южного Урала называли щавель, в изобилии произраставший в густой «змеиной» траве на лесных опушках.
Тот день остался в памяти запахами жареного солнца. Июньский лес обдал ноздри земляничным ароматом. Родительский дом стоял в нескольких сотнях метров до берёзового колка. То там, то здесь сочную листву стройных молодых красавиц прокалывали тёмно-зелёные сосновые свечки… В густой траве под ногами прошелестела серая лента.
– Змея! – обледенел низ живота.
Животный страх заставил хлестать подвернувшимся прутом непривычно припухшую в середине тела гадюку. Гвоздиками посыпались досрочно рождённые змеёныши. Сознание прорезал луч змеиных глаз. Прожёг насквозь. По-хозяйски расположился в глубине неокрепшей души. Змея издохла. Гвоздики веером расползлись. Пепел сомнений того дня приправил горечью оставшуюся жизнь. Утомительно длинную, как тогда, наивному, казалось.