Слух Максимки привлек звук негромкого скрипа. Он повернулся и увидел, как по дорожке медленно прогулочным шагом двигался мужчина около шестидесяти. Его лицо, обрамлённое седыми волосами, излучало задумчивость и мудрость, словно олицетворяя вечные вопросы бытия. Высокий лоб, слегка сморщенный, как будто нависал над глазами, полными тоски. Его брови густые и выразительные, словно подчеркивали бесконечность умственных терзаний. Он был одет в тёмный, строгий фрак, а на шее – белоснежная жабо. Его простые туфли негромко скрипели о брусчатку, как тихое напоминание о том, что даже великие умы нуждаются в земле под ногами. Его руки, изящные, но крепкие. Одна аккуратно была заведена за спину, а другой он азартно теребил край жабо. Каждый его шаг был полон уверенности, и вместе с тем смирения.
Максимка, с сердцем, полным юношеского любопытства, решительно двинулся к мужчине и громко произнес: «Максимка». И протянул руку.
Мужчина замедлил шаг, как будто сам мир стал тише, уступая место этому особому моменту. Серебристые волосы, слегка взъерошенные, подчеркивали его усталое лицо. Его голос, хотя и мягкий, прозвучал с силой: «Иммануил Кант, к вашим услугам».
– Послушай, Кант, – с нескрываемой весёлостью спросил Максимка, – а вот это ведь загадка! Как можно быть уверенным, что существуют какие-то вещи, которые видит только один человек? Если их никто, кроме него, не замечает, как отделить правду от вымысла?
Иммануил Кант вмиг замер, слегка наклонив голову вбок. На его лице заиграла загадочная улыбка:
– Да, Максимка, – произнес он, обдумывая. – Ты затронул очень важный вопрос. Моя философия утверждает, что все знания опираются на общезначимые основания. Если и существуют явления, которые лишь один единственный человек может увидеть, но их не подтверждают другие, то как их можно считать реальными?
Максимка, словно весельчак на празднике, зажестикулировал с горячим энтузиазмом:
– Вот именно! Представь, кто-то говорит, что видит летающие тарелки или ведет беседы с инопланетянами. Как мы можем быть уверены, что это не плоды его воображения?
– Да, ты точно подметил, – задумчиво ответил Кант. – Если бы подобные индивидуальные феномены действительно существовали, их нельзя было бы подвергнуть научному анализу. Наука, как ты знаешь, требует общего языка – языка проверяемости и воспроизводимости.