Стиснул челюсть, только бы не выдать то пламя, что лютовало внутри. Да я её записку на огрызке листочка до сих пор наизусть помню!
«Артёш, я ухожу. Так будет лучше, поверь… Сначала будет больно, я знаю. Но вскоре все забудется! Со временем перестану приходить к тебе во снах, мой голос станет тише, а после и вовсе растает дымкой над морем… Я только прошу тебя, будь счастлив…»
Восемь лет отношений оказались стерты запиской на клочке бумаги. Только бумага та была не простая… Это был обрывок пригласительного на свадьбу с будто бы нечаянно оставленными адресом, датой и временем. Тем злополучным вечером я увидел, как моя женщина в белом платье идет под венец с моим лютейшим врагом.
– И? Лихой, я чего-то не понимаю, – закурил, только бы занять чем-то руки, только бы отделаться от нахлынувших воспоминаний. – Мне какое дело до Голубевой, или кто там она теперь… Семь лет прошло!
Черт! Ну почему я такой кретин? Чего я хотел услышать? Покаяния бывшего друга, сдавшего меня ментам? Мы же из одной чашки хлебали с самого детства, а когда пришло время подтвердить дружбу, он слился, как крыса… Бросил меня в ментовке, а сам слинял. Зато чистенький, семейный и в белом пальто. А ведь он был единственным, кто мог дать показания! И теперь мне нотации думает читать? Укора во взгляде даже не пытается скрыть…
Я было вскочил, чтобы свалить отсюда, пока не размотал его харю, как мечтал все это время, Пашка поймал меня за руку и с силой швырнул обратно в кресло.
– Вороной, ты как был упертым придурком, так и остался. Никого не слышишь, прешь как танк! – заорал Лихой, нависая надо мной.
Глаза его были красными, губы тряслись, он явно сдерживался, то и дело косясь в сторону дома. И в этот момент двери открылись, и к нам выбежал парнишка лет шести. Он нёс поднос с дымящимся хачапури, горку нарезанных овощей и блюдо с тонкими слайсами сала.
– Пап! Мама сказала, чтобы ты много не пил, – пацан поставил поднос, чуть притормозил, осмотрев меня, а потом улыбнулся. – Это Ворон? Это же он на фотографиях?
– Кому Ворон, а кому дядя Артем, – Пашка выдохнул и растер ладонями лицо, пользуясь паузой. – Давай, Тём, беги к маме…
Тёма?
«– Вороной… Слово даю, когда сын родится, Артёмом назову!
– Лихой, ты ударился, что ли? Нахер парню эти мучения? Я не знаю ни одного Артёма, не хлебнувшего тонну дерьма. Не порть жизнь мальцу!