– Это за нее, – сказал он и опустил ее, потом еще и еще, и было слышно, как он кряхтит от усилия, а на лице его читалась угроза. Коул плакал, не в силах ничего поделать, и Эдди предупредил, что лучше прекратить, а то он даст ему повод для слез. – Давай, – сказал он, протягивая биту.
– Не могу.
Эдди сжал его плечо.
– Сделай это ради своей матери.
Бита была тяжелее, чем он помнил по играм за Детскую лигу. Он поднял ее и на миг закрыл глаза, словно в молитве, потом опустил ее на машину. Едва ли осталась хоть царапина, но Эдди кивнул, мол, молодец, и положил ладонь ему на шею, как это делал отец.
Они били по очереди. Капот превратился в сплошную кашу. Лобовое стекло было разбито. Братья лупили машину так остервенело, что Коулу было почти что жаль ее. Он смотрел и плакал. Слезы катились по щекам в рот, у них был вкус грязи. Это была их грязь. Это была грязь их отца, и деда, и всех мужчин, что были до них, а теперь стали призраками и охраняли эту землю, одетые в воскресные костюмы и носки, с карманами, полными червей. Когда он был маленьким, дедушка катал его на большом оранжевом тракторе с колесами в человеческий рост. Коул сидел у него на коленях, глядя на пастбище, которое однажды будет принадлежать ему, и тогда дедушка приглушил мотор, и стало слышно, как возятся в земле маленькие создания, и траву, и ветер. «Ты Хейл, сынок, – сказал ему дедушка. – А здесь это что-то да значит».
Они верили в разное, в доброго Господа. Бабушка всегда говорила – добрый Господь то, добрый Господь се. Она говорила, что в душе люди по большей части хорошие, когда дело касается важного. Нужно дать им шанс проявить доброту, кому-то просто понадобится больше времени, говорила она. Она любила печь печенье «витражики» и разрешала им разбивать твердые карамельки на маленькие кусочки. Он забирался на кухонный табурет, она делала рисунок, обычно крест, и показывала ему, как складывать кусочки. Когда все было готово, она подносила печенюшку к окну, и на стенах играли цветные блики. «У нас тут настоящая церковь, – говорила она. – Даже из дому выходить не надо». Бабушка умела готовить. У нее были большие для женщины руки. Она вставала на колени в переднике, пропалывала огород, собирала налитые помидоры. Львиный зев, мощный и яркий. Целый парад цветов. У него были качели из старой покрышки. Летом мама давала ему обед на улицу. Делала треугольные сэндвичи со сливочным сыром и вареньем, ее красивые волосы были полны солнца и ветра. Он возвращался на исходе дня весь грязный.